Читать книгу "Опережая некролог - Александр Ширвиндт"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда говорят о Табакове «блестящий администратор, хороший семьянин, прекрасный артист, потрясающий педагог», трудно что-то выделить. Он во всем был талантлив. Что он был потрясающим педагогом – доказано его учениками. Но при этом он и сам был абсолютно штучным артистом. Хорошие артисты случаются, а вот научить быть артистом…
С Табаковым меня связывали самые разные жизненные события. Вспоминаю, как в 1964 году он в 29 лет попал в больницу с инфарктом. Я приехал к нему, и он сказал мне: «Вот, Санёк, не думал, что так быстро все кончится». Но после этого он прожил огромную жизнь.
В наш балабольный век, когда все пыхтят впустую, Олег, если что-то решал или чем-то увлекался, то делал это. Он очень много ставил за рубежом, огромное количество спектаклей выпустил в «Табакерке», но в Художественном театре не поставил ни одного спектакля, поскольку считал, что все-таки актерская режиссура сомнительна. Это урок для нас, самодеятельных режиссеров.
«Уходящая натура»
Дорогому Шуре Ширвиндту – от «уходящей натуры»
Худ. театра.
Когда прощались в МХТ с Олегом Павловичем Табаковым, все шло по вечному трагическому сценарию панихиды: выходили друзья, близкие, ученики и вспоминали эпизоды, которые можно обозначить как «я и Табаков». И только специально приехавший из Америки Толя Смелянский вышел и, нарушив привычный регламент, минут за двадцать пять проследил весь творческий путь Олега Павловича. Это было шокирующе непривычно и необыкновенно мудро.
Когда Толя парадоксально обзывает себя уходящей натурой, он помимо своего ухода на другой континент, естественно, намекает на ужасающую тенденцию перехода глубокого театроведения в рекламно-анонсные заметочки. Я-то помню Алексея Дживелегова, Григория Бояджиева, Павла Маркова, Юрия Рыбакова и самого Смелянского. А сегодня театроведение стало приблатненно-местечковым.
«Суперпрофессия»
Несравненной, обожаемой, прекрасной Наталии Николаевне, Таточке, а заодно уж и Александру Анатольевичу – с попыткой в ряде фрагментов исследовать его роль и значение в жизни общества. С надеждой на лучшее будущее и добрыми пожеланиями громадному семейству со всеми собаками.
«Контакты на разных уровнях»
Прекрасным, родным и бесценным Таточке (Наталии Николаевне, урожд. Белоусовой) и профессору Ширвиндту А.А. от великого русского писателя.
Кончился Год театра. Грустно. Ушел из жизни Марк Анатольевич Захаров. Невыносимо тяжело. Когда хоронили Сашу Абдулова, Марк Анатольевич шепнул мне: «Тебе не кажется, что Боженька сбился с графика?» Сегодня очевидно, что «апостольская счетная палата» опомнилась и, как показывают последние потери, «порядок на небесах» восстановлен. Инфантильно-страховочная человеческая надежда, что, может быть, обойдется, – эфемерна. А когда уходят такие жизнестойкие титаны, как Кобзон, Говорухин, Табаков, Захаров, становится ясно, что увернуться не удастся.
Принято считать, что наше всё – это Пушкин. Но для меня это – Маркуша. Я его знал лучше, чем Пушкина, и полагаю, что, если сваливать все на классика, – не проживешь. А жить надо все-таки с друзьями.
Биография Марка Анатольевича Захарова зацелована поклонниками и растиражирована критиками. Найти в ней новостную лазейку очень трудно. Приходится рыться в личном архиве, чтобы припомнить, говоря современным птичьим языком, нечто эксклюзивное.
Я познакомился с Марком, когда он работал артистом в Московском новом театре миниатюр (сейчас Московский театр «Эрмитаж») под руководством Владимира Полякова. Я помню, как он играл Остапа Бендера. Из-за этого Остапа он ушел из артистов.
Я до сих пор помню и спектакль «Бидерман и поджигатели» по пьесе Макса Фриша, поставленный Марком Захаровым в Театре сатиры в середине 1960-х. Он прошел раза два-три. Никто ничего не понял. А это был потрясающий спектакль. Марк Анатольевич жил с опережением. Профессионально, не человечески. Это был спектакль, который лет на пятнадцать опередил всю театральную, не побоюсь этого слова, мировую эстетику. Захаров обладал режиссерским и философским провидением. Вообще бывают совпадения, совпадают случайности, случается интуиция, а на гениев опасно обрушивается прозрение.
Еще Марик был спринтер. Много лет назад, когда мы собирались улетать из Ташкента после гастролей, выяснилось, что самолет сломался. На спине лайнера сидели два сварщика и его варили – он немножко раскололся посередине. И весь театр смотрел, как его латают. Делать было нечего, и мы устроили перед аэропортом соревнование по бегу на сто метров. Участвовали рабочие сцены, артисты. Быстрее всех пробежал Марк Анатольевич – где-то в районе 13 секунд. Это тогда, когда еще не было тех, кто пробегает за 9 с чем-то секунд. С допингом.
Настоящий худрук – это отдельная профессия. По моим ощущениям, худруками были Андрей Гончаров, Олег Ефремов, Валентин Плучек, Галина Волчек и Марк Захаров.
Марик как-то вспоминал о своем назначении на эту должность.*
* Когда меня только что назначили в театр, мы сидели в директорской ложе и Александр Анатольевич как старожил говорил мне, кто есть кто. Особенно я запомнил, как он сказал (не буду называть фамилию): «Приготовься, сейчас выйдет самый плохой артист Советского Союза». И он действительно вышел. Добрейший, милейший человек, но как артист он был не очень убедителен. Александр Анатольевич давал мне разного рода советы, связанные с труппой. Я его сразу позвал в театр, когда меня назначили. Он сказал: «Ну зачем, я же всегда рядом. Понадоблюсь – приду».
Когда я стал худруком Театра сатиры, Марк давал мне разные советы. В частности, рецепт, как безболезненнее оттуда слинять. Как-то, лет семь назад, были вместе с Марком в эфире одной телепередачи. Я говорил о том, что невозможно составить репертуар, артисты отпрашиваются на съемки. Один не может с 1-го по 5-е, второй с 5-го по 20-е. И главное, те, кто не в репертуаре, они не отпрашиваются, а те, кто в репертуаре, отпрашиваются постоянно. На что Марк заметил: «Шурик, я тебе посоветую – всегда отпускай артистов. А не разрешает пусть кто-то другой – дирекция, заведующий режиссерским управлением, завтруппой. Сделай так, чтобы от тебя шло только добро. У меня есть такой человек, который принимает непопулярные решения». Я возразил: «Получится, во-первых, что я хороший, а они бандиты и, во-вторых, что я мягкотелый, а они борются за театр». «А может, ты просто гуманистически настроенный», – сказал Марик. Я попросил: «Запиши для меня».
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Опережая некролог - Александр Ширвиндт», после закрытия браузера.
