Читать книгу "Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки - Ольга Иконникова"

А мне так и хочется сказать — лучше бы они ему отказали и на этот раз. И в школе, и в университете я много читала об истории их любви, и знаю, что Наталья Николаевна была не только красива, но и благородна, и добра. Но, быть может, всем бы было лучше, если бы они так и не поженились.

— Ах, месье Пушкин, — продолжает атаковать его Китти, — неужели вы не боитесь, что ваша муза вас покинет, стоит вам обзавестись женой?

Конечно, княжна бесцеремонна, но я благодарна ей за этот вопрос. Я знаю — историю нельзя изменить, но мне так хочется, чтобы он хоть на секунду задумался о грядущем браке, расторг помолвку, остался свободным — от супружеских уз, от условностей света и от той дуэли на Черной речке.

Он откланивается и уезжает, оставляя в моем сердце гулкую боль. Общество продолжает веселиться, барышни музицируют и поют, дамы сплетничают. Они не понимают, кто только что покинул эту залу.

31. О змеях и драконах

На следующее утро за завтраком Настасья Павловна снисходит до похвалы.

— Вчера вы прелестно играли, Верочка. Что это была за пьеса? Кажется, князю понравилось.

За столом чувствуется напряжение. Мы все понимаем, что в Елагинское официально нас пригласили только на период охоты, и сейчас большинство претенденток вынуждены будут вернуться даже не в Петербург, а домой, в свои имения. Семьи многих барышень отнюдь не богаты, и окунувшись на несколько недель в атмосферу роскоши, окружавшую князя, очень трудно вернуться в реальность.

И если Елагин сегодня не предложит кому-то погостить подольше, следует считать визит оконченным и готовиться к отъезду.

Мадемуазель Меркулова выглядит потерянной и совсем ничего не ест. С покрасневшими от слёз глазами сидят и еще пара девушек, не сумевших накануне блеснуть талантами.

Дубровина уже вычеркнула их из списка претенденток, но, по-моему, напрасно. Князь выбирает не актрису, а жену. И так ли важно, умеет ли петь или музицировать будущая княгиня?

— Ах, Вера Александровна, я разведала обстановку, — шепчет мне Китти на выходе из столовой. — Князь никому еще не предложил остаться. Не понимаю, почему он медлит с выбором. Я вечор разговаривала с одним сведущим человеком — он сказал, что проверка наших магических способностей показала ошеломительные результаты. Выяснилось, что у большинства присутствующих здесь девиц эти способности либо отсутствуют вовсе, либо настолько слабо выражены, что и говорить про них не стоит. А всё почему? Потому, что браки заключаются безо всякого их учета. Сильные маги женятся на простых девушках, а сильные ведьмы выходят за простых мужчин. Ну, либо родители не считают нужным эти способности в детях развивать. Эдак скоро магия исчезнет вовсе. Тот самый человек сказал, что самые сильные способности обнаружились как раз у нас с вами, Вера Александровна! А учитывая, что и вчера мы с вами сумели показать себя как надо, я была почти уверена, что именно нам князь нынче же утром предложит в имении остаться.

Не могу сказать, что остаюсь к этой информации безучастной. Мне отчего-то это приятно.

— Но знаете, Вера, что странно, — продолжает идти со мной под руку княжна, — в Елагинском я совершенно не способна своей магией пользоваться!

Да, это беспокоит и меня. Я каждый день безуспешно пыталась уловить хоть чьи-нибудь мысли. Пусть не самого Елагина (состязаться с главным магом империи было бы просто глупо!), но хотя бы кого-то из гостей или даже слуг.

— Думаю, это сделано специально, — вздыхает Бородина. — Должно быть, у князя тут есть какая-нибудь штуковина, которая запирает наши умения. Да это, наверно, и правильно, — она хихикает, — иначе мы могли бы навредить друг другу.

Настасья Павловна велит Арине потихоньку собирать вещи — отъезд назначен на следующий день. Но я вижу — она надеется, что Елагин всё-таки пригласит нас остаться.

А я и хочу этого, и боюсь одновременно. Я не стесняюсь признать самой себе, что за время, проведенное в Елагинском, я стала относиться к Константину по-другому — я уже вижу в нём не врага, а умного человека и приятного собеседника. И я замечаю, как относятся к нему слуги, признавая в нем доброго и заботливого хозяина.

Честное слово, я чувствую себя как Лиззи Беннет, оказавшаяся в Пемберли. Я с каждым днём всё больше и больше очаровываюсь и самим поместьем, и его владельцем. Мне очень нравится спокойная, естественная красота Елагинского. Здесь нет кричащей роскоши, и всё устроено просто и со вкусом.

Мне хочется остаться в Елагинском — и не только потому, что еще не найден амулет. Но я боюсь остаться здесь — ведь это будет означать, что князь всерьез рассматривает меня в качестве своей супруги. А это невозможно!

Если он предложит мне выйти за него замуж, я обязана буду рассказать ему всю правду — и о том, кто я такая, и о том, что привело меня сюда. И нетрудно представить, как отнесется он к такому рассказу. Я буду вынуждена назвать его дядю предателем. Поверит ли он мне? Конечно, нет!

В таких расстроенных чувствах я и отправляюсь в картинную галерею. Почему именно туда? Сама не знаю. Я с удовольствием прогулялась бы по парку, но с самого утра зарядил дождь, и мой променад по лужам, наверно, выглядел бы странным.

Я не отказалась бы повнимательнее изучить кабинет князя, но пробраться туда одной не представляется возможным. К тому же, Константин сказал, что исследовал его со всем тщанием. Значит, это пустые надежды.

Возможно, мне удастся найти что-то у себя Закревке? Отцовские записи, дневники? Все его бумаги были привезены тогда из Петербурга в поместье. Быть может, я найду какое-нибудь письмо, в котором он рассказал всю правду о той истории.

В галерее я застаю старика-лакея, что несколько дней назад показывал мне этот дом. Спрашиваю его о прежнем хозяине.

— Хороший был хозяин Сергей Антонович, — охотно отвечает он, — рачительный. Любил, значит, чтобы каждая вещь на своем месте находилась. И возражений не терпел. Я ему однажды про зеркало, что в кабинете висит, сказать осмелился. Дескать, не там висит, где надо, перевесить бы. Ну, виданное ли дело — зеркало над дверьми? Для какой оно там надобности? Так он так осерчал, что едва розгами не велел высечь.

Я удивляюсь:

— Но оно, и правда, не на месте висит. Кто в него посмотреться может?

Старик кивает:

— Ваша правда, ваше сиятельство. Да только, может, и лучше, что оно там висит — змей уж там больно страшный.

— Змей? — переспрашиваю я. — Какой змей?

Насколько я помню, там, на раме, есть фигурка дракона, но…

Ах, ну какая же я дура! Это я, выросшая на фэнтезийных книгах и фильмах, назвала его драконом. А на самом деле он — змей! Змей Горыныч, как в сказке!

И будто что-то щелкнуло в голове. Странный стишок, что в детстве учил Константин, зеркало, висящее на странном месте, и странный дядюшка, говоривший о солнечных зайчиках!