Читать книгу "Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус - Андрей Посняков"

Точно – тевтонцы! И в намерениях их никаких сомнений уже не оставалось.

Павел махнул рукой:

– Пли!

– Что делать, боярин? – недоуменно оглянулся Гаврила.

– Мечи стрелы, сулицы! Давай!

Тут же раздался свист. И первая же стрела угодила в шею неловко пригнувшемуся кнехту. Некоторые попали и в лошадей, послышались хрипы и ржание.

Тевтонцы, впрочем, сориентировались довольно быстро – привычные к засадам и воинским действиям, сразу сообразили про обрыв, пришпорили коней, взметнулись на берег…

Им навстречу полетели тяжелые сулицы, кто-то из крестоносцев на полном скаку повалился в снег, кое-кто – даже вместе с лошадью. И все же пара десятков кнехтов – слава богу, не так уж их оказалось и много – во главе с двумя рыцарями прорвались к кустам.

Вздыбив на дыбы крупного боевого коня, один из рыцарей – в глухом шлеме с рогами, украшенным красными перьями – ударил копьем, насквозь пронзив бросившегося на него с мечом воина – совсем еще молодого парня, закупа с выселок.

Оросила снег алая кровь, несчастный так и упал с копьем – словно насаженный на иголку жук. И рыцарь с красными перьями, выхватив меч, бросил коня прямо на Павла.

Вокруг уже вовсю шла рукопашная битва: звеня секирой, лихо отбивался от наседавших кнехтов Окулко-кат, орудовал короткой рогатиной Гаврила, а «детинушко» Неждан, залихватски ухая, гвоздил вражин тяжелой, больше напоминавшей оглоблю, дубиной:

– А вот вам! Уу-у-х! У-у-ух! Нате!

Все это Ремезов видел лишь краем глаза, ну, и слышал, конечно же – крики, звоны мечей, стоны и громкое уханье дубинщика Неждана.

И крики – кличи – немцев.

Что они там орали, Павел не понимал – немецким, увы, не владел – а так, разбирал лишь отдельные выкрики. Что-то про Бога и святую Марию Тевтонскую.

Да и некогда было сейчас разбирать – вражина-то наседал. Вот опять взвил коня на дыбы, не надо и меча, сейчас ка-ак шмякнет копытами – привет.

Видя такое дело, Ремезов проворно отпрыгнул в кусты, да тевтонец, ни дна ему, ни покрышки, погнал коня и туда. И, конечно, настиг бы боярина, коли б не вовремя прилетевшая сулица, угодившая рыцарской лошади в глаз… скорее всего – чисто случайно. Но этот случай спас молодому человеку жизнь. Конь осел, завалился на бок, однако красноперый рыцарь – ловок, гад! – вовремя выпрыгнул из седла, с мечом в руках подскочив к Павлу.

Удар!!!

Ремезов, подставив меч, отбил. Полетели искры. Снова удар… И еще – целая серия, Павел только успевал уворачиваться-отбиваться.

Да-а… Хоть и учил его старый Даргомысл оружному бою, и Ремезов оказался хорошим учеником, да вот здесь, перед тевтонским рыцарем – профессионалом, понял всю правоту ленинских слов – учиться, учиться и учиться!

Своим внешним видом – кольчужка подлинней да почище, сверкающий – куполом – шлем с широким наносником, алый, с белым подбоем, плащик, меч опять же – молодой человек пусть не очень сильно, но все ж выделялся из всех своих воинов. Опытному взгляду сразу было ясно – боярин, пусть даже и не богатый, но…

Именно поэтому тевтонец и не убил его сразу, хотя и мог бы – запросто. Просто играл, как кошка с мышкой, и, улучив момент, неожиданно ударил щитом – прямо орлом едва ль не в висок припечатал!

Ох, и силен же был удар и – главное – еще не слишком-то опытный в боях Павел никак не ожидал подобного. Просто кружил, отбивая удары и срываясь изредка в контратаки… Вот тут вроде как можно было бы нанести удар… Вот и открылся… Нанес, блин.

Шмякнули щитом в башку, оглушили – чтоб сподручнее было взять в плен. А как же – пленный боярин – это ж живые деньги, выкуп! И рыцари тевтонские – люди живые, а не аскеты-монахи, коим ничего земного не надобно. Конечно, и такие иногда случались, но погоды не делали. Хоть и запрещал устав ордена и рукояти мечей с самоцветами, и золоченые шлемы, и перья – а все ж носили, вроде и ни устав, ни магистр не указ. Вон, как этот черт… красноперый.

Красные перья на сверкающем в лучах показавшегося, наконец, солнца, рыцарском шлеме – это было последнее, что видел боярич. Сковырнулся, потеряв сознание, упал лицом в снег, да так, что и меч, скользнув по ледку, улетел вниз с обрыва.

Упал, провалился в темноту Павел и не видел, как неожиданно споро выскочили из-за холма раскосые всадники, стремительные степные лучники на мохнатых конях, в лисьих шапках. Впереди, в золоченом шлеме и кожаном, отполированном до блеска панцире, несся совсем еще молодой человек, хан или бек… или просто оглан – богатырь.

Вспыхнул в руке клинок… Тучею застили небо стрелы.

Павел мчался куда-то в открытом авто – смешном, светло-зеленом, круглом… кажется, машина именовалась «Фольксваген-жук», и за рулем сидела Полина. Нет, все же не Полина – Полетт. Но, черт побери… Одно лицо! Одна фигура!

Развевались на ветру черные, стриженные в каре, волосы, сверкали глаза – жемчужно-серые, бездонные, родные… Ах, какое платье было на девушке! Коротенькое, темно-голубое, на узких бретельках, открывавшее худенькие загорелые плечи и шею с тонкой серебряной цепочкой.

Цепочку эту только что подарил Павел… тьфу ты, какой Павел – Марсель, по уши влюбленный в красавицу Полетт студент-филолог.

Свернув на площади Согласия у обелиска, они только что промчались по Елисейским полям, миновали Триумфальную арку, и дальше – по авеню Фош, к Порт Дофин, к Булонскому лесу…

Там уже, напротив парка Багатель, и припарковались под сенью высоченных платанов. И тут же, едва заглушив мотор, прижались другу к другу губами, слились в поцелуе… Павел – Марсель! – зубами стащил бретельку, обнажив левую грудь с коричневой родинкой чуть пониже соска… Точно такой же, как и у Полины! Павел протянул руку – погладить…

…и наткнулся на что-то холодное.

Молодой человек непонимающе распахнул глаза, увидев стоявшую рядом с собой крынку, обычную глиняную крынку. К ней он, собственно говоря, и тянулся, а вокруг…

Вокруг, в дымной, жарко натопленной горнице сидела за столом довольно-таки разношерстная компания в лице ушлого купчины Тихона, Митохи с Окулкой-катом и какого-то странного типа – молодого, слегка скуластого, с длинными рыжевато-черными волосами, на удивление чистыми и пушистыми. Вытянутые к вискам глаза цвета степных трав посматривали вокруг довольно-таки дружелюбно и весело, тонкие губы змеились в улыбке, а на шее, на золотой цепи, поблескивал такой же золотой, усыпанный мелкими драгоценными камнями крестик довольно изящной работы.

Степняк! – сразу догадался Ремезов. Монгол… татарин… Но что он тут делает, откуда взялся?

Впрочем, едва только Павел повернул голову, как внимание его сразу же привлек другой столовник – этакий нестриженый, самого что ни на есть фашистского вида блондин – настоящая белокурая бестия. Между прочим – с большим черно-желтым крестом, нашитым поверх белой куртки! И степняк, и фашистяга были чем-то схожи: оба мускулистые, сильные, молодые, правда, монгол – или татарин – несколько ниже ростом…