Читать книгу "Родитель «дубль два» - Комбат Найтов"

– Я понял, товарищ нарком. – А сам про себя подумал: «Вот влип! Задали задачку! И как выкрутиться?» Деваться было некуда, забрал наброски и уехал в Ковров.

В Стаханово новая переделка устойчиво держала скорость 630 километров час на высоте 6000 метров. У земли – 570. Это был самолет, способный уйти от «мессера» на любом эшелоне. Как скоростной разведчик, он мог использоваться днем и ночью, не опасаясь воздушного нападения, не считая атаки сверху, где у «мессершмитта» оставалось преимущество в скорости пикирования. По высотности машина уступала Bf-109F2 не менее трех километров. Нагнетателя у нее не было. Шахурин прямо на месте подписал подготовленный Гудковым проект своего приказа о проведении опытно-конструкторских работ по самолету ЛаГ-5. Вторую буковку «Г» нарком собственноручно вычеркнул. Дескать, не будем отвлекать товарища Горбунова от более важных дел: наращивания производства самолетов. Владимир Петрович в тот момент занимался эвакуацией Таганрогского завода в Тбилиси и переводом туда серийного конструкторского бюро ЛаГГа. Бросая Гудкова под танк, нарком руководствовался мнением Лавочкина, что у сделанной на коленке новой конструкции рано или поздно вылезут «детские болезни», которые ее и погубят. Шахурин лично придерживался того же мнения, что за неделю самолеты не рождаются. Требовалось выиграть время, чтобы Климов смог успеть довести «107-й» двигатель, с которым ЛаГГ и Як превзойдут хваленые «мессершмитты» по всем статьям. А выскочки, типа этого комполка, пусть знают свое место! Их дело – ручку дергать и на гашетку давить, а не поднимать на уши весь наркомат, из-за того, что его самоделки еще не развалились в воздухе. Он последовательно проводил работу, нацеленную на то, чтобы оставить у руля конструкторских работ более дисциплинированного и послушного Лавочкина, который был достаточно удален от процессов производства и занимался именно конструкторской работой. Всегда был под рукой, на рабочем месте, и отвечал на любые вопросы начальства. Использовать более сложные схемы с соавторством было достаточно сложно, ибо приводило это к тому, что рано или поздно возникали вопросы о том, чей вклад в конструкцию больше, и соответственно о доле авторского вознаграждения. На этом многие авторские коллективы разваливались.

Двое суток, пока шла воздушная операция под Черниговом, были сумбурными и сумасшедшими именно из-за повышенного внимания со стороны всех и вся. В первую очередь, естественно, это были немцы. Они не знали нашего радиуса действий и нашей высотности, поэтому начали нас прощупывать с помощью Ю-86р. Но Кравченко, понявший, что над этой местностью расположился зонтик, радиусом 250 километров, свои полки сунул под него, расположив их поблизости, как с целью продолжать операцию против войск Гудериана, так и для того, чтобы прикрыть полки от штурмовых ударов, основного бича немцев. Немцы ошиблись сразу, они вошли в зону действия РЛС на высоте 14 000 метров. Совершенно ясно, кто к нам летит и за каким чертом. Нет чтобы совместить все 333 удовольствия! Мы, само собой, тихо и мирно сидели на аэродроме. Когда он крутнулся – подняли «миги», но РЛС работала – один оборот в шесть минут. Истребители пошли сопровождать штурмовики. Если помните, других машин просто не было. «Илы» по танкам работают через пень-колоду, но вместе с ними в воздух поднялся Петр с ведомым на ЛаГГ-3в. В стороне набрали высоту, когда «юнкерсу» и его экипажу надоело мерзнуть, и он пошел на спуск, его сбили.

Ставка наращивала удары, подтягивая все новые и новые бомбардировочные полки, включая те, которые летали на очень устаревших ТБ-3. Чисто как бомбардировщик он еще вполне тянул. Он не мог драться с истребителями. Сунувшихся было «мессеров» из группы армий «Юг», из третьего гешвадера, пришедших из-под Коростеня, перехватили еще до Днепра. Мы действовали вместе с остатками авиации 5-й, 6-й и 26-й армий. Пройти немцы не смогли, и вообще, посылать в лес желтую технику – вредно для здоровья. Эти истребители, видать, срочно из Африки перебросили, и цветом своего камуфляжа они резко отличались от других.

АДД отбомбилась без проблем. Но у нас были потери. Потому, что подходили «ястребки» других армий тройками да шестерками максимум, без связи и с разных сторон. Эскадрилья еще и была вынуждена на них отвлекаться. Несколько раз мы не успели к шапочному разбору, поэтому в общем бою по суммарному счету выиграли «люфты»: 26 против 32. Особо свирепствовало два звена истребителей, имевших красного фламинго на моторах. Возможно, что цвет был розовый, но от этого не легче. Немцы применили свою обычную тактику: более сорока истребителей пытались разорвать наш строй и разбить нас на пары. Снизу, с востока, с севера и юга подходили разрозненные тройки и шестерки наших истребителей, которые вступали в бой с двумя восьмерками «мессеров». Действовали эти звенья свободно, их прикрывала хренова туча истребителей.

Пока наше звено держалось вместе, мы пытались сорвать атаки и сожгли два из шестнадцати немцев. Но как только звено распадалось, каждому из них мы помочь не могли. Иначе и нас бы сожрали численно превосходящие враги. Мы атаковали их тогда, когда они собрались для отхода, и ни один из них не ушел. Топливо и боеприпасы у нас были, и мы навалились на противников, у которых все это кончилось. Внизу были наши войска, 5-я армия. Немцы разделились, один штаффель пошел на восток, на заклание, но мы атаковали тех, кто пытался уйти на запад, затем вернулись по наведению к тем, кто ушел на восток, и рассчитались с ними за ребят. Нас было мало, в три раза меньше, чем противника, потому выкручивались как могли. Взять их можно было только так: на отходе и без боеприпасов. Выпустить боезапас впустую мы им активно помогали. Ощущение все равно мерзкое. А тут еще «канарейки» приехали.

Попрощавшись с Петром утром, генерал Кравченко сел в свой «Як» и полетел не в Брянск, а в Москву. Он «поймал» Верховного, когда тот выходил из кабинета, получив от ВВС сводку, что удар по Гудериану нанесен. Не думаю, что его интересовали нюансы. Но Кравченко, бывший инспектор истребительной авиации ВВС, принял 11-ю дивизию 22 июня после гибели всего командования этого соединения. Без лишних слов он понял, что от его действий зависит судьба Родины. Сел в самолет и прилетел под Брест. Терял личный состав, полками. Отводил на новые рубежи и дрался, лично принимая участие во всех серьезных боях. На 9–11 сентября укомплектованных полков у него не осталось. Гудериан прорвался, и остановить его было нечем. При возникновении малейшей задержки, тот вызывал Stg3, который пятью штурмовыми группами пробивал любую оборону или оборонительный укрепленный рубеж, переворачивая бомбами все, что находилось внизу. «Где не справляются танки и артиллерия – там справятся “штуки”». И вдруг налаженная и стройная картина, созданная противником, дала сбой. Два полка «штук» прекратили свое существование. Полк истребителей, с усилением, отправился в том же направлении.

Генерал Кравченко попробовал новый истребитель и понял, что на нем можно бить противника, особо не теряя людей. Не надо говорить, что он «жертва режима, его выродок или сатрап, а не демократ». Он – истребитель, и его дело – истреблять. В течение июня, июля и августа, три месяца, истребляли его дивизию, его летчиков. Которых он любил, о которых он заботился. Он понял, что сделать самостоятельно такие самолеты он не сможет, у него нет таких знаний, которые могут позволить за неделю создать новый истребитель. Значит, нужно заставить людей, в этом соображающих и имеющих для этого силы и средства, дать ему такие машины, чтобы остановить врага. И он полетел в Москву, к Сталину. «Иосиф Виссарионович, товарищ Сталин, есть панацея!» Он не совсем понял то, что показал ему Петр. Но уловил, что вместо свалки, ему показали новый тактический способ уничтожения врага. Но во главе угла у него стояли самолеты, а не локатор и его операторы. Это дойдет позже.