Читать книгу "Мистер Капоне - Роберт Дж. Шёнберг"

Так же легко О’Бэнион мог превратиться и в убийцу. Полицейская прослушка перехватила звонок в цветочный магазин, что двое полицейских задержали грузовик с пивом Торрио (дело происходило до ссоры с Джоном). У перевозчиков было только $250, а полиция потребовала $300 за пропуск. «Триста долларов? – взревел О’Бэнион. – Этим бомжам в форме? Я пристрелю их за половину суммы!» Встревоженный купленный «слухач» дал знать о случившемся людям Торрио, и через некоторое время О’Бэниону снова позвонили: «Слушай, Дини, я только что разговаривал с Джоном, копы получили три сотни. Не нужно неприятностей».

Чикаго и Капоне

оказались крайне

удачной парой.

Обе стороны охотно

приняли то, что они

могли друг другу

предложить.

Чарльз Дион О’Бэнион родился 8 июля 1892 года в Авроре, примерно в двадцати пяти милях к западу от Чикаго. Его отец, Чарльз Х. О’Бэнион, был фермером, а затем переквалифицировался в маляра-штукатура. В середине девяностых Чарльз перевез семью в Мароа – деревню в ста пятидесяти милях к югу от города. Соседи запомнили его как парикмахера. Чарльз-старший рассказывал о работе в нефтяной промышленности, расстраиваясь, когда сыну приходилось врать, чтобы избежать насмешек.

Одноклассники в Мароа считали, Дион «вечно переполнен дьявольским весельем», это беспокойное качество порой переходило все разумные границы. Он мог выбить коробку с завтраком из рук одноклассника и давиться от смеха, наблюдая, как содержимое валяется в грязи. Другие видели в нем «настоящего смельчака, которому всегда хотелось сделать что-то лучше остальных». Дини свалился с высоких ходуль, забраться на которые не рискнул ни один одноклассник, и сломал руку.

Его мать Эмма умерла от туберкулеза в тридцать лет. Позже О’Бэнион поставил на могиле простой красивый камень с портретом, именем, датами жизни и смерти и словом «Мама». Через три года после смерти, когда Дини исполнилось девять лет, Чарльз перевез его с младшей сестрой Рут в Чикаго. Старший брат Флойд тогда уже служил во флоте.

У О’Бэниона сохранились самые приятные воспоминания о жизни в Мароа. В период процветания он поручил местному банкиру следить за поступлением в больницы Чикаго жителей деревни и ежедневно отправлять цветы. О’Бэнион направил ребенка-инвалида в клинику Мэйо[89] и продолжал оказывать поддержку до смерти. Хотя благодеяния Дини были обширными, они носили своеобразный и импульсивный характер. Он давал деньги, оплачивал еду и одежду людям, по его мнению, заслуживающим сочувствия, но при этом презирал официальные благотворительные организации: «Мои деньги напрямую идут тем, кто в них нуждается».

Жизнь в Мароа казалась О’Бэниону сущим раем по сравнению с Чикаго. Семья сняла квартиру на пересечении улиц Честнат и Уэллс, в районе Норд-Сайда, называемом местными жителями «маленький ад». Позже отец рассказывал, что Дини отслужил четыре года в качестве послушника в соборе Святого Имени у священника Уильяма О’Брайена, однако жители Мароа были уверены: никто из О’Бэнионов не посещал эту церковь. Они оказались правы. Преподобный Д. Л. МакДональд крестил мальчика 29 января 1905 года, в двенадцать лет, а первое причастие он получил 11 июня, за месяц до тринадцатилетия. Дини бросил школу после шестого класса, а служить при алтаре могли только учащиеся.

Религия не впечатлила О’Бэниона.

После окончания школы стал торговать газетами и присоединился к малолетней банде воров и грабителей с Маркет-Стрит. В шестнадцать лет Дини начал работать официантом в ресторане МакГоверна и повышал доходы мелкими ограблениями загулявших клиентов. В 1909 году за кражу со взломом оказался в Брайдуэлле, исправительной колонии Чикаго. В 1911 году снова оказался в тюрьме за разбойное нападение.

Дини провел за решеткой около года жизни.

Он стал телохранителем, участвуя в разборках между чикагскими газетами под началом Макса Анненберга. В 1917 году О’Бэнион познакомился с Чарльзом Райзером, который обучил его азам взламывания сейфов. Дини перешел в империю Херста в 1919 году, под руководство Мозеса Л. Анненберга, брата Макса и отца Уолтера Анненберга[90], посла США в Великобритании во времена Рональда Рейгана и великого филантропа, унаследовавшего TV Guide и Racing Form.

Введение сухого закона спасло О’Бэниона от финансовых неурядиц, сделало богатым, но нисколько не поменяло природной сущности. В 1924 году его бравую команду застали за выгрузкой со склада 1750 бочек довоенного бурбона «Кентукки», но ни владелец, ни полиция не стали вмешиваться, получив хорошие деньги, и до суда дело так и не дошло.

Следующим вечером, 20 января, состоялась воскресная премьера новой комедии «Давать и брать» в театре Ла-Саль. В числе зрителей находился Дэйви Миллер, рефери профессионального бокса, по совместительству – партнер своего брата Херши, лидера вест-сайдской банды, – по игровому бизнесу, рэкету и бутлегерству. Дэйви был на премьере с младшим братом Максом и его женой (жена Дэйви простудилась и осталась дома).

О’Бэнион заметил Миллеров в фойе. Неизвестно, присутствовал на премьере или просто проходил мимо, но, конечно, Дини не следил за Миллерами. С О’Бэнионом были Хейми Вайс и человек-загадка Джулиус Шварц по прозвищу Янки. Бывший боксер, сбежавший в Чикаго из Нью-Йорка, занялся бутлегерством и стал верным партнером Миллеров, особенно Дэйви. За несколько недель до этой встречи Дэйви обвинил Шварца в обмане его друга в алкогольной сделке. Дейви отказался общаться с Шварцем, публично разорвав отношения.

О’Бэнион всегда был на короткой ноге с Миллерами, приятелями близкого, к сожалению, погибшего друга Гвоздя Мортона. Если бы Гвоздь был жив, встреча никогда бы не переросла в ссору.

Увидев Миллеров, Шварц пожаловался на несправедливое отношение и, возможно, даже попытался убедить нового покровителя, что Дэйви обливал его грязью.

Миллеры обменялись дружескими приветствиями с О’Бэнионом и Вайсом, проигнорировав Шварца. В свою очередь, О’Бэнион воспринял это как личное оскорбление. Позже Дэйви рассказывал брату Херши: «О’Бэнион подошел ко мне, отвел в сторонку и спросил, что я имею против Янки.

– В нем нет ничего хорошего, не желаю иметь с ним ничего общего, – ответил Дэйви и направился к Максу, который остановил такси.

– Он ничуть не хуже тебя, ты —… (далее следовало слово, которое не напечатали бы приличные газеты).