Читать книгу "Дважды дрянь - Вера Колочкова"

– Господи, Майка, ну это же так просто! У нас будет свое дело, у нас будут свои деньги…

– Какое дело?

– Да не важно, какое! Главное, чтоб первоначальный капитал был… Ведь ты поможешь мне, правда? Если эту твою квартиру продать выгодно, то можно очень хорошо здесь раскрутиться…

– Я не знаю, Дим… Погоди… Ты что? Я не могу так сразу это решить… Если честно, я и не думала об этом…

– О чем ты не думала? Квартиру продавать не думала?

– Да при чем тут квартира?! Я же не о ней говорю! Я о Дине… О детях твоих… Нет-нет, я не могу так, Димка!

– А я что, сказал тебе, что я детей брошу? Говорю же – помогать им буду… Да Динка только рада будет, если я от нее уйду! Тем более, если деньги хорошие на детей платить буду! И вообще, это уже не твои проблемы… Ведь ты меня любишь? Скажи. Ведь ты хочешь, чтоб мы были вместе?

– Хочу, но… Нет, мне надо подумать… Я не могу вот так сразу тебе ответить. Слишком уж неожиданно это все. Да и у Темки спросить надо…

– Ты ему говорила, что он мой сын?

– Нет. Не говорила.

– Почему?

– Но ты же сам просил…

– Ах да. Точно. Во дурак был! Все мужики все-таки в этом плане существа трусоватые… Но ты скажи ему, Майка! Обязательно скажи! Или давай лучше так – я сам скажу. Приду к вам домой и скажу. Я, мол, пацан, твой родной отец и есть. И хочу, чтоб мы жили вместе. Всегда. Я, мама и ты…

– Ты думаешь, это так просто, да? Пришел, сказал…

– А что? Надо ж когда-то.

– Дим, и все же… Я люблю тебя, конечно, очень люблю, но… я как-то не готова…

– Майка! Ну что ты, в самом деле! Я думал, ты обрадуешься. А ты…

Он резко поднялся с кровати, и панцирная сетка скрипнула возмущенно. Снова натянув на себя одеяло, Майка уткнулась в подтянутые к подбородку коленки, улыбнулась сама себе виновато. И впрямь, чего это она? Сколько думала об этом разговоре, сколько ждала… Или не ждала? Пожалуй, и впрямь не ждала. Думать думала, но чтобы ждать… Разные это вещи – думать и ждать. Но не объяснишь же всего этого Димке. Он же… такой вот. Он таких граней да тонкостей не понимает. Ему в чистом виде все подавай. Вот здесь, у них – это любовь. А там, с Диной – это дом, это семья. И вдруг – нате вам. И опомниться не дал. Еще и рассердился. Вон как закурил нервно и напрягся весь, как обиженный мальчишка…

Ступив босыми ногами на холодный дощатый пол, она тихо подошла к нему сзади, привалилась к спине, положила голову на плечо, прошептала в ухо:

– Дим, ну не сердись… Это же не так все просто, как ты думаешь… А каково Динке будет, ты подумал? Как ты ей все это скажешь?

– Да ничего ей не будет, твоей Динке! Я даже и говорить с ней ни о чем таком не буду!

Все, хватит, наговорился! Соберу завтра вещи, записку напишу и уйду! Живем как кошка с собакой! Ты что, Динку не знаешь? Какие такие разговоры, о чем ты…

– Нет, не надо завтра! Давай… подождем. Дай мне хоть с мыслями собраться! Ну не могу я так, Дим!

– Ладно. Как скажешь. Вот всегда ты трусихой была, Майка! Никогда не умела жестких решений принимать! Она меня тогда, после армии, взяла сразу в оборот, можно сказать, мертвой хваткой в горло вцепилась! А ты…

– А что я? Я тебя ждала…

– Ага. Как честная невеста на печи.

– А что мне с ней, драться надо было, что ли?

– А что? Могла бы и подраться, раз любишь! Я ж молодой был, дурак дураком…

– Да я не умею драться, Дим… Я только любить умею…

Он хмыкнул довольно, потом вздохнул, притянул ее к себе, стал покачивать в руках, как ребенка. И всполошился вдруг:

– Майка! Время – десять часов уже! Последняя электричка в город через сорок минут! А нам еще до станции пилить! Одеваемся, быстро, быстро…

Они собрались, как солдаты по сигналу тревоги, выскочили в неприютную октябрьскую темень. Дверь старого кирпичного зданьица, пристроившегося около ворот, отворилась навстречу их шагам, и толстая тетка в синей болоньевой куртке выкатилась на низкое крыльцо, улыбнулась мутно, подмигнула им заговорщически:

– Ну что, молодежь, справили охотку? А не то еще приезжайте, завсегда рады будем… До зимы еще далеко, успеете! А зимой-то у нас тут не шибко разбалуешься, задницы можно приморозить…

Пьяно расхохотавшись своей шутке, она икнула грустно им вслед, махнула полной вялой рукой, поежилась и ступила обратно в тусклый свет кирпичного домика. Очередная в их бродяжьей любовной жизни то ли кастелянша, то ли администраторша, коротающая свой пенсионный век на когда-то процветающем, а теперь заброшенном объекте бывшего культурного отдыха трудящихся…

В электричке было на удивление тепло. Ощутив под деревянными планками сиденья печку, Майин организм воспринял ее так радостно, будто это было последнее его плотское удовольствие в нынешней жизни. И тут же сомлел – потянуло в сон так неудержимо, что голова сама собой упала на Димкино плечо. Хотя и поспала она недолго – на следующей уже станции ввалилась в вагон шумная компания поселковых подростков с непременными ее атрибутами – отборно-противным матом, громким девчачьим ржанием да запахом пива вперемешку с дешевым табаком. Димкина рука лежала у нее на плече, но, как ей показалось, уже совсем по-другому лежала. По-хозяйски будто. Не как раньше. Она подняла осторожно глаза, взглянула ему в лицо…

Лицо у Димки тоже было другое. Хмурое, сосредоточенное, чуть подрагивающее твердыми желваками. И взгляд такой странный был – весь в себе. И лоб нахмурен, как у человека, мучительно производящего внутри себя некие расчеты. Только радости в Димкином лице не было. Майе вдруг стало очень грустно, и захотелось вздохнуть полной грудью и пожалеть себя… Ну почему, почему все у нее так – неприкаянно, несуразно… Радоваться бы надо – будет скоро с любимым вместе! А только душа вовсе не радуется. Мыкается, бьется внутри под быстрый перестук колес, улетает в окно вслед за ночными редкими огнями…

Дина

Вот зачем она согласилась тогда на эту модную стрижку? Не надо было! Какое-то кратковременное удовольствие получилось от Майкиного подарка. Вон как обросшие пряди висят некрасиво… Никаких намеков на недавнюю красоту-стильность не осталось. Прямая насмешка над ее нищей жизнью. Будто поманили в хорошую жизнь, дали ее отхлебнуть с краешку и тут же выставили. А вкус-то на губах остался…

Нет, лучше и не останавливаться напротив зеркала, не расстраивать себя лишний раз. Лучше уж ходить вот так из угла в угол, как тигрица, загнанная в узкую клетку. В противную клетку под названием кухня-коридор – даже в комнату войти нельзя. Там Ксенька с Танькой спят. Боже, как она ненавидит эту убогую клетку, эти старые обои «под кирпич» в прихожей, эту древнюю бело-голубую плитку на кухне, эти картинки, эти дурацкие кухонные портьеры в рюшечках… Вот интересно, в Майкиной питерской квартире на Английской набережной какие портьеры висят? Или вообще никаких нет? Или у нее все по-модному – с барной стойкой, с шикарным окном… Переедет потом туда, жить будет себе припеваючи… Ну да, без Димки, конечно. Хотя на ее, Динин, счет, Димка даже и барной стойки не стоит. Он вообще ничего не стоит, этот муж-убожество. Непонятно только, чего Майка в него вцепилась… Да если б ей, Дине, такое счастье в виде квартиры на Английской набережной привалило, да неужели б она…