Читать книгу "Место для нас - Фатима Фархин Мирза"

– Готова? – спросила Худа.

И все то, о чем Хадия не успела подумать за минувший день, внезапно нахлынуло на нее: Худа спрашивает, готова ли она спуститься вниз и пройти через полный зал; если она кивнет – значит, она готова быть с Тариком всегда. И Хадия кивнула. Тогда Лейла коснулась ее лба указательным пальцем и арабским письмом начертала на нем «Я-Али» – жест, оберегавший семью и приносивший удачу. Она всегда совершала этот ритуал в важные дни: в первый день занятий, перед экзаменом или дальней поездкой. Неторопливое движение ее пальца и та сосредоточенность, с которой мать творила молитву, успокоили Хадию. Пусть сама она и не способна просить Господа о чем‐то по‐настоящему важном, она всегда может понадеяться на веру своей матери.

Лейла расправила ее палантин так, что теперь он скрывал ее от посторонних глаз. Худа взяла сестру под руку. Но, прежде чем сделать шаг, Хадия повернулась к Амару и не двигалась с места, пока он не сжал ее ладонь в своей.

Сегодня они празднуют расставание Хадии с прежней жизнью и начало новой, в которую ей вот-вот предстоит войти. Подружки невесты ждали у лифта, чтобы, подобно балдахину, нести над ней алую сетчатую ткань, расшитую крошечными зеркальными пластинами. Барабанный бой возвестил о прибытии невесты, и каждый удар руки по мембране эхом отзывался в ее теле.

Хадия вступила в зал. Краем глаза она видела ряды столов, мимо которых шла, и людей, которые шепчутся между собой и щелкают затворами фотокамер. Процессия остановилась. Подруги свернули красную ткань, и свет вновь стал теплым и золотистым.

– Можешь поднять глаза, – шепнула Худа.

Перед ней стоял отец, и лицо его выражало такую небывалую нежность, какой она никогда не замечала в нем прежде. Приподняв палантин, он осторожно поцеловал дочь в лоб так, чтобы драгоценные камни на подвеске не врезались в кожу, и Хадию тронуло, насколько глубока родительская любовь.

Отец провел ее вверх по лестнице на помост, где уже ждал Тарик. Барабанный бой смолк. Хадия мельком взглянула на своего жениха и в который раз поразилась, до чего он красив в своем молочно-белом шервани. Господи, подумала она, дай мне запомнить этот день. Их глаза встретились, и Тарик тепло улыбнулся ей. «Я выбрала его, – сказала она себе, – только я. Сама. Это моя жизнь. Разве могла я представить, что такое возможно?»

* * *

Кто‐то из гостей случайно опрокинул воду на ее сари, и теперь по нему расползалось темное, вульгарное пятно. Лейла извинилась и поспешила в уборную, чтобы просушить наряд. Хотелось надеяться, что на ткани не останется никаких следов, ведь в скором времени им предстояло фотографироваться. Как же она мечтала сделать хорошее семейное фото и повесить его в гостиной взамен того, что висело там с незапамятных времен. После ухода Амара она не заменила ни одной фотографии в доме.

Лейла снова взглянула на помост: Хадия и Тарик сидели рядом, но все же на некотором расстоянии, преодолеть которое им позволят только тогда, когда закончится обряд. Они улыбались и потихоньку переговаривались. Оба выглядели как король и королева древнего царства.

Опустив голову, Лейла скользила между столиками и прислушивалась к разговорам гостей. Она едва не задохнулась от гордости, услышав от одной женщины, что невеста просто сияет. Никогда раньше она не смотрела на дочь с таким трепетом, как сегодня, когда Хадия вышла из гостиничного номера, такая зрелая, готовая вступить во взрослую жизнь, но вместе с тем по‐детски нерешительная, словно была ребенком, которого впервые ведут в детский сад. Сколько лет они с мужем ждали этого дня! Возможно, он настал чуть позже, чем им того хотелось, ведь Хадие вот-вот исполнится двадцать семь. С каждым годом Лейла все больше беспокоилась за ее судьбу, особенно в те дни, когда она бывала приглашена на свадьбу какой‐нибудь совсем юной девушки. Но Хадия твердила, что самое главное для нее – закончить учебу. Что ж, так или иначе, Лейле есть за что благодарить Бога. Тарик – уважаемый и образованный молодой человек, именно такой, какого они всегда мечтали видеть своим зятем. Рафик полюбил его даже сильнее, чем сам признавал.

В уборной было прохладно и не слишком светло. Впервые за много часов Лейла могла побыть в одиночестве и расслабиться. От дежурных улыбок болели щеки. Она промокнула пятно салфетками. Бумага впитала часть влаги, но само пятно никуда не делось. Придется подождать. Лейла стояла перед зеркалом и массировала лицо, двигаясь от переносицы к самому затылку, где гнездилась тупая боль. Ей хотелось найти Рафика, удостовериться, что он счастлив, сказать ему: посмотри, что мы сделали вместе.

Утром, закончив все приготовления к свадьбе, он был молчалив, и Лейла никак не могла разгадать его состояние. Те скромные успехи, которых она достигла в отношениях с Амаром за время их совместной прогулки по саду и примерки праздничного костюма, пошли прахом. Стоило Рафику появиться на пороге, Амар тотчас замкнулся в себе. Только двух мужчин подарил ей Создатель для любви, и те не знают, как быть друг с другом.

Перед тем как ехать на церемонию, Лейла разложила наверху молитвенный коврик. Рафик устроился рядом. Это время дня она любила больше всего, и, хотя между ними все еще сохранялось напряжение, она почувствовала покой и единение.

Это Лейла научила своих детей молиться. С девочками было проще, но Амар – он был другим. Амар подражал каждому ее жесту, воздевал руки к небу, в точности как она, и что‐то шептал себе под нос, хотя не помнил ни одной суры. Как‐то раз она велела сыну обратиться к Богу напрямую, высказать Ему все свои желания, но он попросил только леденцов со вкусом зеленых яблок и карамели.

– Это все, чего ты хочешь? – спросила она, и он кивнул.

– Но ты можешь просить все что угодно, – настаивала она в надежде, что он передумает. Лейла терпеть не могла леденцы, потому что они вязли на зубах.

– Если я попрошу только об одном, мое желание исполнится быстрее, – пояснил Амар.

– Бог действует не так, сынок.

– Откуда ты знаешь?

Она была поражена. Ему было шесть или семь лет, но он задал вопрос, который она ни разу за всю свою жизнь не догадалась задать.

На следующий день она отправилась в магазин, купила маленький пакетик тех самых отвратительных леденцов и сунула его под подушку. Он просил о такой малости. Ей пришло в голову, что если она исполнит его желание, то Амар, впечатленный свершившимся чудом, начнет молиться по‐настоящему, с искренней и горячей верой. Детям было велено не расспрашивать о деяниях Господа и не задумываться о них сверх положенного. Дела Его – тайна. И Лейла была счастлива думать об этом как о великой тайне, как о солнце, которое заволокло туманом. Необязательно видеть сквозь туман, говорила ей мать, достаточно просто знать, что за ним скрывается солнце.

Лейла внимательно изучила свое отражение – сари почти высохло. Она освежила помаду на губах и слегка сдвинула хиджаб, чтобы окончательно спрятать едва различимый подтек. Когда она вернулась в зал, чтение хадиса «Аль-Киса» было в самом разгаре. Скоро должна прозвучать ее любимая часть: «О Мои ангелы и обитатели Моих небес! Я не создал бы ни распростертого неба, ни распростертой земли, ни освещенной луны, ни солнца светящего, ни орбиты вращающейся, ни моря текущего, ни корабля, по нему плывущего, кроме как из‐за любви к этим пятерым, находящимся под накидкой. Они: Фатима, ее отец, ее муж и ее дети».