Читать книгу "Ноктэ - Кортни Коул"

Потому что традиции успокаивают, когда всё остальное катится к чёрту.

— Конечно, я могу поехать. — Бросаю взгляд на Финна. — Но я за рулём.

Финн ангельски мне улыбается.

— Я забил это место, когда ты была ещё в постели. Такова цена лени. Извини.

Его ухмылка определённо говорит «я не извиняюсь». И на сей раз она настоящая.

— Без разницы. Хочешь принять душ?

Он качает головой.

— Я только сбегаю переодеться. Дай мне минутку.

Он уходит быстрым шагом, а я смотрю ему вслед, в сотый раз подмечая, насколько он похож на нашего отца. Тот же рост, то же телосложение, тот же цвет кожи. Наш отец больше подходит на роль его близнеца, чем я.

Папа наблюдает за тем, как он уходит, а потом переводит взгляд на меня.

— Спасибо, милая. Как у тебя сегодня дела?

Он больше интересуется не тем, как у меня дела, а как я себя чувствую. Я знаю это, и поэтому пожимаю плечами.

— Хорошо, наверное.

За исключением долбаного комка, который никак не исчезнет из горла. За исключением того, что, глядя на себя в зеркало, я каждый раз вижу маму, и мне приходится бороться с желанием сорвать их все со стен и сбросить со скалы. За исключением всего этого, я в порядке.

Я смотрю на папу.

— Может, нам следует стать евреями, чтобы мы могли сидеть шиву[4] и не беспокоиться ни о чём другом?

Папа минуту выглядит ошеломлённым, а затем слегка улыбается.

— Ну, шива длится всего лишь неделю. Так что нам это особо не поможет.

Нам ничего здесь особо не поможет. Но я не произношу этого вслух.

— Ну, тогда я не стану завешивать зеркала. — К сожалению.

Отец улыбается, и мне кажется, его улыбка действительно может быть немного настоящей.

— Ага. И тебе всё равно придётся продолжать принимать душ. — Он замолкает. — Знаешь, есть группа поддержки для тех, кто потерял близких, которая так же собирается в больнице. Можешь заглянуть туда, пока будешь ждать Финна.

Я тут же качаю головой. К чёрту это. Он должен прекратить попытки заставить меня пойти в одну из этих групп поддержки. Единственное, что хуже, чем тонуть в горе, — это делить спасательную шлюпку с другими тонущими. К тому же, если кому и нужна групповая поддержка, так это ему.

— Думаю, я — пас, — говорю ему в который раз. — Но если вдруг я передумаю, то загляну туда.

— Хорошо, — легко соглашается он, как и всегда. — Я понимаю, наверное. Я тоже не хочу об этом говорить. Но, может, когда-нибудь…

Его голос умолкает, и я знаю, что он сохраняет это в папке под названием «Когда-нибудь» в своей голове вместе с миллионом других вещей. Таких, как освободить мамин гардероб, забрать её грязную одежду из их ванной комнаты, убрать её обувь и куртку и тому подобное.

Прошло уже шесть недель с тех пор, как умерла мама, но отец оставил её вещи нетронутыми, словно ждёт, что она в любую минуту вернётся домой. Он знает, что этого не случится, потому что сам забальзамировал мамино тело, и мы похоронили её в сверкающем гробу из красного дерева, но с моей стороны было бы бесчувственно указывать на это.

Вместо этого я его обнимаю.

— Люблю тебя, пап.

— Я тоже люблю тебя, Кэл.

Мой взгляд застывает поверх его плеча на небольшом, заросшем плющом кирпичном сооружении, к которому вниз от главного дома ведёт тропинка. Я пристально гляжу на него в течение минуты, прежде чем отстраниться от папы.

— Ты уже решил что-нибудь по поводу гостевого домика?

В прошлом году они с мамой переделали его в полноценное жильё в качестве инвестиционного вложения, но мама погибла в самый разгар попыток найти арендатора. Мы с Финном пытались уговорить папу позволить одному из нас жить в нём.

Он качает головой.

— Ты знаешь, что не совсем справедливо отдавать его одному из вас. Я всё же собираюсь сдавать его в аренду.

Я смотрю на него, будто у него только что выросла вторая голова.

— В самом деле? Но…

Какая пустая трата красивого отремонтированного здания.

Отец остаётся невозмутим.

— Вы с Финном всё равно собираетесь осенью в колледж. А это будет дополнительный доход. Во всяком случае, таков был первоначальный план.

Я всё ещё ошеломлена.

— Что ж, удачи в поисках того, кто захочет здесь жить.

По соседству с похоронным домом и крематорием.

— Если у тебя есть на примете кто-нибудь, дай знать, — продолжает папа, не обращая внимания на мой пессимизм. Мне становится смешно.

— Ты же знаешь, у меня нет таких знакомых. — Я не упоминаю удручающее состояние своей социальной жизни, которой не существует и никогда не существовало. Это всегда волновало родителей, хотя нас с Финном не особо заботило. Ведь мы всегда есть друг у друга.

Финн с мокрыми волосами сбегает вниз по лестнице и прерывает наш разговор.

— Так как от меня воняло, как от потных ног, я принял самый быстрый душ в мире, — объявляет он, промчавшись мимо нас. — Всегда пожалуйста.

— Езжайте осторожно! — кричит нам вдогонку отец, направляясь в дом. Поскольку мама умерла, окружённая покорёженным металлом и дымящейся резиной, отцу даже не хочется видеть нас в машине, но он знает, что это жизненная необходимость.

И всё же он не хочет смотреть.

Это нормально. У нас у всех есть маленькие хитрости, которыми мы обманываем свой разум, чтобы сделать жизнь терпимей.

Я плюхаюсь на пассажирское сидение автомобиля, который принадлежит нам обоим, и пристально смотрю на Финна.

— Как спалось?

Потому что обычно он не спит.

Он страдает невыносимой бессонницей. Его разум от рождения более активен ночью, чем у обычного человека. К сожалению, он не знает, как его отключить. И когда Финну всё-таки удаётся заснуть, ему снятся настолько явственные кошмары, что он встаёт и заползает в мою постель.

Потому что я единственная, к кому он приходит, когда ему страшно.

Это фишка близнецов. Хотя уверена, что детишки, которые раньше дразнили нас за странность, захотели бы узнать эту маленькую пикантную подробность. Калла и Финн иногда спят в одной постели, разве это не извращение?! Им ни за что не понять, что мы находим утешение, просто находясь рядом друг с другом. И теперь уж точно не важно, что они думают. Мы, вероятно, никогда снова не увидим этих засранцев.

— Я спал хреново. А ты?

— Так же, — шепчу я. Потому что это правда. Я не страдаю бессонницей, но меня мучают кошмары. Яркие. И в них всегда крик мамы, битое стекло и мобильник, зажатый в её руке. В каждом сне я слышу свой собственный голос, зовущий её, но она никогда не отвечает.