Читать книгу "Когда меркнет свет - Лорет Энн Уайт"

– Думаешь, именно поэтому правосудие настолько важно жертвам и их семьям? Эта своего рода месть – то, что преступник пойман и наказан, – приносит чувство удовлетворения?

– Не думаю. По моему опыту, из разговоров со многими жертвами, обвинительный приговор – опустошающая победа. Тут скорее дело в чувстве освобождения. Во время расследования дела, арестов, суда жертва и ее близкие попадают в своеобразный застой. Их жизнь замирает. Но когда дело закрывают и негодяя наказывают, когда они узнают правду о том, что случилось, то наконец могут горевать свободно. Отпустить свое старое «я» и начать жизнь заново.

Ведущий недолго помолчал, потом наклонился вперед.

Мэг напряглась.

У ведущего была выработанная манера общения. Он любил застать врасплох с двусмысленным вопросом, обычно прямо под конец интервью, и камера немедленно направлялась на гостя – прежде чем тот успевал выйти из неудобной ситуации. Мэг посмотрела на часы, висевшие на стене студии. Вопрос может прозвучать в любую секунду.

– Для этой книги ты брала интервью у Ханса Лалофса.

– Я не пишу историю, пока не пообщаюсь с преступником, он – антигерой моей книги. Я всегда выбираю дело, отталкиваясь именно от него.

Или ее.

– Ты говорила, что твой идеальный антигерой, иначе говоря злодей, – тот, у кого, как кажется, есть все: привлекательная внешность, харизма, шарм, успех, любовь, богатство, острый ум, уважение, талант, – все, о чем мечтает каждый человек. Потому что он – наименее вероятная кандидатура на арест за убийство. Это делается ради продаж?

Мэг улыбнулась.

– Это делается потому, что это самое универсальное и коммерчески выгодное решение, оно задает всю структуру истории. Я училась у лучшей в нашем деле, у Дэй Ригби – она стала для меня своего рода наставницей.

– Но Ханс Лалофс не слишком вписывается в это описание, верно? Он хромой старик, хронический алкоголик, влачил жалкое существование, пытаясь выжить за счет бесплодного ранчо. Не слишком коммерчески привлекательно. – Он еще сильнее подался вперед, прямо к ней, и пристально уставился Мэг в глаза: – Так почему? Почему это дело? Чем тебя так затронула история Ханса и Глории?

Мэг сглотнула. Она чувствовала взгляд Джонаха из-за кулис, чувствовала его мысли. Чувствовала, что следующей фразой Статхакис нанесет финальный удар.

– Ну… Меня всегда изумляли искажения памяти. Как это происходит, какова их роль в криминальных расследованиях, опознаниях, судебных процессах, приговорах. Как нас может обманывать собственный разум, защищая от боли. И это дело подошло безупречно. Забытое преступление. Но не полностью стертое из памяти. В каком-то смысле оно просачивалось в подсознание Глории всю жизнь. Заставляло ее выпивать, вредить себе, не давало построить нормальных отношений. Думаю, история Глории найдет отклик в душе каждого из нас.

Две секунды Статхакис молча пристально смотрел на нее.

– Значит, это не твоя потеря памяти – собственная засевшая глубоко внутри необходимость вспомнить убийство – заставила тебя взяться за это дело?

Бах…

– Простите?

– Твоя родная сестра, Шерри Броган, была жестоко изнасилована и задушена двадцать два года назад. На тебя тоже напали и, решив, что ты мертва, бросили без сознания, лишив воспоминаний о случившемся. Твой собственный отец умер в тюрьме, отбывая срок за убийство, верно? Возможно, именно это подсознательно подтолкнуло тебя к делу Глории Лалофс? Возможно, именно поэтому ты посвятила жизнь историям о преступлениях, пытаясь понять, что творится в голове у монстров, живущих среди нас и убивающих людей? Если копнуть поглубже, то справедливость нужна тебе. На самом деле, – он мягко постучал себя кулаком в грудь, не сводя с нее пронзительных глаз, – все дело в тебе. В твоем прошлом. Ты пытаешься понять почему.

– Мое прошлое, – медленно и глухо ответила Мэг, пристально глядя ему в глаза, – никак не относится к моей работе. Я начала писать о преступлениях в колледже, когда изучала английскую литературу и психологию. В кампусе произошел бунт студентов. Я оказалась свидетелем этой истории. Я написала об этом в университетскую газету. Я писала о продолжении этого дела в университетскую газету и в «Таймс». Потом, пока была студенткой, продолжала работать как фрилансер. После выпуска мне предложили работу в «Таймс».

– Ясно. – Статхакис откинулся назад. Снова эта улыбка. – Но ведь нельзя отрицать, что все мы – порождения нашего прошлого, верно, Мэг? Как бы мы ни пытались это замаскировать, нас формирует подсознание. Когда-нибудь ты напишешь ее, историю Шерри Броган? – Он выдержал паузу. – Или эту историю ты написать не сможешь?

Краешком глаза Мэг увидела, как издатель в панике машет ей рукой: потерпи, сдержись, почти все. Джонах словно окаменел.

Мэг улыбалась, сложив руки на коленях. И молчала. Ведущие на радио и телевидении ненавидят паузы. Она смотрела ему прямо в глаза, предупреждая, что он достиг последней черты.

– В этой истории точно есть все необходимые тебе коммерческие элементы, – подсказал он. – Зловеще соблазнительный, губительно привлекательный молодой антигерой из бедного района. Парень, который работал волонтером в местном приюте для животных. Он насилует и убивает золотую девочку Шелтер-Бэй, королеву бала, навсегда расколов и изменив жизнь городка и его обитателей. Все американские ценности, вся невинность утрачена. Возможно, рассказав эту историю, ты обретешь исцеление, как Глория Лалофс. Мэг, ты никогда не боялась, что тайна, скрытая в глубинах твоей памяти, могла изменить финал и твой папа не оказался бы в тюрьме?

Она вскочила на ноги и потянулась к микрофону, прикрепленному к блузке.

Он поднял ладони вверх, словно капитулируя:

– Не переживай.

Потом улыбнулся зрителям. Видите? Я смутил знаменитого писателя детективов. Продемонстрировал вам ее уязвимые места.

Он снова поднял вверх ее книгу.

– «Незабытые грехи». В продаже с завтрашнего дня. Мэг Броган, спасибо, что присоединились к нам в «Вечернем шоу».

Прозвучали аплодисменты. В темноте началось какое-то движение. Послышался кашель.

Мэг отстегнула микрофон и бросила на стул. Она повернулась, спустилась с помоста и пошла к Джонаху и своему издателю, стуча по деревянному полу высокими каблуками, с горящим лицом. Статхакис поспешил за ней. Положил руку ей на плечо. Мэг резко повернулась к нему, пылая от гнева.

– Мы же договаривались, – тихо сказала она. – Не упоминать сегодня об убийстве моей сестры. Я не хочу, чтобы все обсуждали, что случилось с моей семьей двадцать два года назад.

– Прошу прощения…

– Да, конечно, – процедила она сквозь зубы. – Вы собирались использовать историю Шерри с самого начала, еще когда впервые заговорили о ней за сценой. Мне следовало… – Она почувствовала, как рука Джонаха обнимает ее за талию.