Читать книгу "Изгнанник - Мишель Пейвер"

На стоянке установилась какая-то неестественная тишина. На берегу лежала лодка из оленьих шкур, которую заботливо оттащили подальше от воды; на кусте можжевельника висела и сохла сеть, сплетенная из лыка. Березы вокруг были покрыты сверкающей на солнце молодой листвой, в траве сияли голубые глаза анемонов, желтые цветочки чистотела и серебристая рыбья чешуя. Ничто не напоминало о том, что совсем недавно здесь развернулись невероятно ужасающие события.

Торак смотрел, как Фин-Кединн, развесив шкуру на бревне, тщательно ее разглаживает и растягивает. На руках у вождя племени вздулись вены, а движения — обычно такие размеренные — казались какими-то резкими, даже нервными.

— Если бы ты все рассказал мне раньше, мы вместе постарались бы найти какой-то выход.

— Я думал, что сумею сам избавиться от этой проклятой метки, ничего никому не рассказывая… — Торак почувствовал, как глупо это прозвучало: словно одна ложь тянула за собой другую.

Фин-Кединн взял скребок из оленьего ребра и принялся тщательно соскабливать со шкуры подкожный жир, но не плавно, как обычно, а короткими, злобными рывками.

— Зачем ты принес в мое племя эту метку зла!

— Я не хотел! Поверь мне, Фин-Кединн! Ты должен мне поверить! Я пытался сопротивляться, но их было слишком много!

Вождь в гневе отшвырнул скребок.

— Но ведь ты же сам искал их! Сам полез в их логово! Сам подобрался к ним слишком близко!

— Я был вынужден! Они взяли в плен Волка!..

— Ну конечно, причина всегда найдется! — Фин-Кединн был настолько разгневан, что Торак даже немного отступил от него. — Ты такой же, как твой отец! Когда я предупреждал его, чтобы он держался от них подальше, он не пожелал меня слушать. Все твердил, что они хотят нам добра, все называл их Целителями — даже когда всем стало ясно, что они злодеи!.. — Он перевел дыхание, помолчал, потом договорил: — А в итоге и сам погиб, и мать твою погубил.

Торак вдруг заметил, какие глубокие морщины пролегли у Фин-Кединна по углам рта, какая боль светится в его пылающих яростью голубых глазах. И во всем этом виноват он, Торак! Он причинил эту нестерпимую боль замечательному человеку, которого уже успел так сильно полюбить.

А вождь племени Ворона вновь принялся за работу. Чувствуя противную вонь, исходившую от оленьей шкуры, Торак смотрел, как окрашенный кровью жир пузырится под острым костяным скребком, и представлял себе, как сам срезает слой собственной плоти, желая избавить свое тело от татуировки, нанесенной Пожирателями Душ.

— Я ее вырежу! — решительно заявил он. — Ренн говорила, что есть такой специальный обряд…

— Это можно совершить только в полнолуние. А сейчас как раз наступили дни черной луны. Ты опоздал, Торак.

Поднявшийся вдруг холодный ветер принес запах дождя, и Торак поежился.

— Фин-Кединн, ты же знаешь, я — не Пожиратель Душ!

Скребок замер.

— А как ты можешь доказать это? — Фин-Кединн посмотрел на Торака в упор. Его глаза были полны такой великой печали, что в ней, казалось, тонул даже его гнев. — Неужели ты не понимаешь, Торак: не так уж важно, что именно думаю я. Главное для тебя — это убедить всех остальных. И моей власти вождя тут недостаточно. Теперь перед всеми за тебя может поручиться только твое собственное племя.

Торак похолодел. По рождению он считался членом племени Волка, но отец всегда старался держать его подальше от соплеменников. Собственно, Торак никогда никого из них даже не видел. Впрочем, люди Волка были малообщительны; редко кому удавалось встретиться с ними. Особенно после того, как на племя обрушился великий позор, ибо их колдун — отец Торака — добровольно стал Пожирателем Душ. С тех пор племя таилось в чаще Леса, став таким же неуловимым, как его покровитель Волк.

Торак коснулся потрепанного клочка волчьей шерсти, пришитого к куртке. Этот символ племени был для него священным, ибо достался от отца. Но только это и связывало его с собственным племенем.

— Как же мне найти своих сородичей? — спросил он.

— А ты их и не найдешь, — откликнулся Фин-Кединн. — До тех пор, пока они сами этого не захотят.

— А если они так и не придут? Если не захотят за меня поручиться?

— Тогда у меня не будет выбора. Я буду вынужден подчиниться Закону Племен и изгнать тебя.

Ветер усилился, и березы замахали своими ветвями, будто прогоняя Торака, словно он уже стал изгнанником, словно они боялись даже прикоснуться к нему…

— Ты понимаешь, что это значит? — спросил Фин-Кединн. — ЧТО такое быть изгнанником?

Торак покачал головой.

— Это почти то же самое, что стать мертвым. Ты будешь изолирован ото всех. И все станут охотиться на тебя, как на дичь. И никто не сможет тебе помочь. Даже я. Даже Ренн. Это строго запрещено. Нам нельзя будет ни поговорить с тобой, ни дать тебе поесть. А если мы это сделаем, то и сами станем изгнанниками. И если кто-то — и мы в том числе — увидит тебя в Лесу, то должен будет тебя убить.

Торак вздрогнул:

— Но я же ничего не сделал!

— Таков закон, — сказал Фин-Кединн. — Много зим тому назад, после того как великий пожар разбросал Пожирателей Душ по разным сторонам, старейшины племен приняли этот закон, дабы не позволить проклятым колдунам вернуться назад и остановить тех, кто пожелал бы к ним присоединиться.

Начали падать первые капли дождя, оставляя пятна на вывернутой оленьей шкуре, и Фин-Кединн подытожил, не глядя на Торака:

— Ступай в свое жилище.

— Но, Фин-Кединн….

— Ступай. Вскоре состоится общее собрание племен, и старейшины вынесут решение.

Торак мучительно сглотнул:

— А как же Тхулл и Люта? И Дари? Я ведь жил с ними вместе…

— Тхулл с Лютой построят себе другое жилище. А тебе с этого момента я запрещаю с кем бы то ни было разговаривать. Оставайся в своем жилище и жди решения племен.

— И долго мне придется ждать?

— Столько, сколько потребуется. И знаешь что, Торак… Не вздумай бежать. Этим ты сделаешь себе только хуже.

Торак уставился на вождя:

— Куда уж хуже…

— Хуже всегда сделать можно, — возразил Фин-Кединн.

Торак убедился в правоте его слов через два дня, когда Ренн все же пришла наконец навестить его.

До этой минуты он ни разу даже мельком не встречал ее. Вход в его жилище был с другой стороны центральной поляны, и он почти не видел того, что там происходит. Правда, порой он ухитрялся кое-что разглядеть в щели меж шкурами или когда выносил на помойку отбросы. Все остальное время он сидел, глядя на пламя своего маленького костерка у входа, и прислушивался к гомону собиравшихся на собрание представителей племен.