Читать книгу "Брачная ночь в музее - Дарья Калинина"

Ксюша выразилась ясней всех:

– Глеб Михайлович у нас просто герой! Ему впору орден давать за выдержку. Я бы уже давно этого Веню просто придушила.

Но дальше жалости у сотрудников дело не шло. Открыто дать бой ставленнику министерского папаши никто не решался. Более того, стали ходить слухи, что вскоре Веню повысят, вне зависимости от степени готовности его диссертации. И Ксюша с огорчением наблюдала, как с каждым днем седая голова Глеба Михайловича становится все белей, плечи опускаются все ниже, а походка становится все менее уверенной. Глеб Михайлович явно смирился со своим поражением и теперь думал лишь о том, как бы ему отвести свои полки с наименьшим ущербом.

Ксюше было очень неприятно наблюдать всю эту драму. Теперь и на работу она шла уже без прежней охоты. И хотя лично ее Веня с Дюшей никак не трогали, девушка понимала: стоит этим двоим забрать в музее власть в свои руки, как они примутся назначать на все должности своих ставленников. Таких же противных хлыщей и снобов. И с ними Ксюше будет не сработаться. И тогда ей самой придется уходить из музея. А уходить ей очень не хотелось. И было похоже на то, что аналогичные мысли крутились в головах у многих.

– И зачем мы согласились взять эту парочку?! Сразу бы отказали, теперь голова бы не болела.

Вот уже все стали замечать, что и Инна Карловна поглядывает в сторону Дюши без прежней симпатии. А когда она сделала ему первый в жизни выговор, все поняли: Инна Карловна окончательно прозрела. Тому была своя причина: Инна Карловна в тот день обнаружила множество неточностей в докладе, который она поручила Андрею написать для нее. И женщина поняла, что здорово бы опозорилась, вздумай выступить с этим докладом на вечере, посвященном Отечественной войне 1812 года, и в частности сражению под Малоярославцем.

Кто запамятовал, сражение это произошло уже после отступления Наполеона из Москвы. И основное значение его заключалось в том, что по его исходу французская армия оказалась отрезанной от сытых и богатых южных губерний и была вынуждена отступать по разоренной ими же самими дороге на Смоленск, где французов уже давно с нетерпением поджидало крестьянское ополчение, здорово проредившее французские полки.

Конечно, Инна Карловна знавшая диспозицию сил этого сражения как свои пять пальцев, мигом вычислила все ошибки и неточности. И успела их исправить. Но былое ее доверие и симпатия к Андрею ушли безвозвратно.

– Все! Кранты Андрею. Коли наша Инна Карловна в ком разочаруется, назад ее любовь уже не вернешь. Она и с первым своим мужем так развелась. И в заявлении на развод прямо так и написала: прошу развести из-за утраты им моего доверия.

– Если с Веней она схватиться не решится, все-таки у него папа в министерстве, то у Андрея родители самые простые. За него заступиться некому. Инна его просто пережует и выплюнет!

Но Ксюше не казалось, что изгнание Андрея из музея пройдет так уж легко и гладко. Напротив, чем дольше она наблюдала за происходящим, тем меньше у нее оставалось надежды на то, что Инне Карловне пусть даже при поддержке Глеба Михайловича удастся справиться с молодыми наглецами.

После того как Глеб Михайлович и Инна Карловна отвернулись от своих помощников, в музее произошел настоящий раскол. Кто-то остался верен прежнему курсу власти, кто-то поспешил примкнуть к новичкам, надеясь, что их услуги не будут забыты и что при перераспределении музейных благ новой властью им достанутся тепленькие местечки, занятые нынче старичками.

Когда эти разговоры дошли до ушей Инны Карловны, она окончательно вскипела:

– Пригрела гаденыша на своей груди! Учила его всему! И вот какова его благодарность.

Но Андрей, кажется, не замечал недовольства своей начальницы. Веня с Дюшей образовали костяк группы, к которой примыкали все новые и новые сторонники. И каждый день Ксюша с огорчением наблюдала, как эти двое обрастают все новыми малодушными отступниками и предателями. Подумать только, а ведь все эти люди казались такими милыми, так безоговорочно признавали авторитет старейших сотрудников музея. Но стоило подуть ветру перемен, стоило им почуять, что есть шанс изгнать стариков и самим занять их места, как эти люди охотно встали под знамена врага.

Ксюша не могла не возмущаться в душе. Ладно, если бы так повела себя она. Она в музее работает совсем недавно. Но все эти люди работали бок о бок со старичками не один год, а некоторые, так и по десятку лет. Хотя, как знать, проработай Ксюша без повышения в должности добрых двадцать лет, возможно, что и она сейчас бы вошла в ряды бунтарей.

Хотя нет, никогда бы этого не случилось! И вовсе не из-за совестливости Ксюши. Но девушке претило то, как Веня, а с его легкой руки и все прочие стали относиться к музею. Как к какому-то отжившему свое ветхому и ненужному хламу. Память великого фельдмаршала ошельмовывалась, подвиги его затирались, а на свет извлекались какие-то биографические данные, вовсе не существенные в свете его славы, но оттого еще более пошлые и скабрезные. Фельдмаршалу предстояло стать в руках этих людей каким-то паяцем, ярмарочным скоморохом, чьи выходки должны были забавлять толпу туристов, а не служить делу обучения подрастающего поколения патриотизму и горячей любви к Отчизне.

Когда Инна Карловна услышала, как Веня разглагольствует о якобы существовавших неуставных отношениях фельдмаршала с его молодыми адъютантами, ей стало дурно. У женщины так сильно закружилась голова, что она попросила Ксюшу проводить ее из зала наверх в ее рабочий кабинет. И там, расположившись в огромном, обтянутом кожей кресле, Инна Карловна дала волю обуревавшим ее чувствам.

Слов у нее нашлось немного. От гнева пожилая женщина могла лишь повторять одно и то же:

– Какая мерзость! Какая низость!

По мнению Ксюши, тот накал чувств, который демонстрировала Инна Карловна, полностью компенсировал отсутствие у нее красноречия. Когда Ксюша дала начальнице стакан с водой, ей показалось, что он моментально нагрелся, вода в нем начала булькать, а над поверхностью воды даже появился характерный для закипающего напитка пар.

– Уверена, это все ложь, – попыталась утихомирить она Инну Карловну.

– Они извращают правду. А это есть худший вид лжи. Конечно, у фельдмаршала были адъютанты, у всех высших офицеров они были. И фельдмаршал, относящийся по-отечески ко всем, мог покровительствовать этим молодым людям. Но в его чувствах не могло быть ничего низкого. Низость и его имя просто несовместимы!

Инна Карловна вновь затряслась от злости с такой силой, что вода выплеснулась из стакана, и даже громоздкое кресло под ней подпрыгивало.

– Нет, не могу такое простить, – бормотала она, вцепившись в ручки кресла и словно готовясь к полету. – Что угодно, но только не это! Напрасно я не верила словам Глеба! Оказывается, это все правда! Эти двое вливают грязь в уши приходящих к нам детей! А я-то радовалась, что у нас в музее появилась толковая молодежь!

Тут она спохватилась и виновато взглянула в сторону Ксюши:

– Разумеется, к тебе это не имеет никакого отношения.