Читать книгу "Дикий - Марина Кистяева"

Куда там!

Мила надеялась, что в этот раз всё будет иначе. Может, отец заберет её? Ведь тогда, десятилетней, он пообещал.

– Придет день, и я заберу тебя отсюда.

В пятнадцать лет Мила верила – тот день, самый долгожданный, самый лучший, настал.

Сейчас, когда ей исполнилось девятнадцать, она перестала ждать приезда отца. Безумие и одиночество – вот её родственники. Вот то, что неустанно, постоянно, беспрестанно присутствуют рядом.

А родитель… Есть ли он?

Она сомневалась.

Детей не бросают. Их оберегают, холят и лелеют. Любят.

Так она читала в книгах.

Милана ещё раз окинула себя в зеркале. Всё бы ничего, даже хорошо было бы. Можно найти в себе силы и смириться с тем, что заточена. Ей уготовлена жизнь затворницы, видимо, она не такая, как все. Иначе, почему её отгородили от всего мира? Она справилась бы со своим одиночеством, если бы не эти дни.

И не Луна…

Поддавшись мимолетному порыву, Мила дотронулась до гордого изгиба ключицы, замерла на секунду, потом скользнула вниз и задержалась на сосках. Ей было хорошо знакомо своё тело. Тактильно она его знала наизусть. Каждую клеточку. Каждую выпуклость. Тело тоже было безумно. Именно с него всё и началось.

И снова начнется. Через несколько дней.

За тонкими шторами из невесомой бежевой органзы с витиеватым орнаментом просматривалась неполная Луна. Скоро всё изменится. Скоро. Изменится и она…

Короткий стук в дверь прервал её невеселые мысли и заставил вздрогнуть.

– Минуточку, – крикнула она и метнулась к двери. Тело, точно окунули в жбан с кипящим маслом, оно мгновенно вспыхнуло. И отчего? От шальной мысли, стремительной кометой, промчавшейся в её голове, – если бы Егор не постучал, а сразу вошел, как не раз делал до сегодняшнего дня, то увидел бы её обнаженной. Как повела бы себя она? Прикрыла руками грудь и темную поросль между ног? Или стояла бы, гордо расправив плечи? Во всей своей женской красе?

Мысль – нереальная. Срамная!

Дрожа от непонятного волнения, Милана кое-как засунула руки в широкие рукава, туго завязала мягкий тонкий пояс. Кое-как прибрала непослушные волосы, чтобы не выглядеть растрепанной.

– Заходи, Егор.

Мила давно поняла, что обладает неким даром сверхобоняния. Стоило один раз услышать запах, и потом она могла узнать и определить его за несколько метров. Вот и сейчас по запаху поняла, кто стоит за её дверью.

Мужчина.

Крепко зажмурилась, приказав себе упокоиться. Это же Егор! Всего лишь Егор…

– Милана? С тобой всё хорошо?

Дверь-предательница открылась бесшумно, а мужчина увидел её посреди комнаты со сжатыми кулаками и зажмуренными глазами. Неприятно полоснуло по сердцу. Совсем ещё девочка, стоит растерянная, непонимающая, храбрится, как подбитый птенчик.

В горле запершило, и Егору пришлось кашлянуть, чтобы прочистить его. Он помнил этого «птенчика» ещё малюткой. Двенадцать лет назад по приказу альфы приехал в горы с одной единственной задачей – оберегать маленькую девочку. Что он сделал впоследствии.

Его встретил одинокий замкнутый ребенок, больше походивший на побитого щенка: взгляд исподлобья, непричёсанные черные волосы, лицо чем-то перепачкано, не одежда – некое подобие с зияющими дырками. Позже наставницы сообщат Егору, тушуясь и опасаясь за свою шкуру, что девочку считают наказанной – сослали её подальше от отца неведомо куда, с неизвестной целью, подальше от благ цивилизации. Значит, девочка прокаженная, и обращаться с ней надо соответствующе. Молча накормили – и на том пусть скажет спасибо. Хорошо, что разговаривать обучили. Естественно, Егор быстро изменил порядки, прогнав наставниц. Нанял учителей, непременно женщин, и девочка перестала вести себя, как дикарка. Только вот как вышло, что нескладная пташка, расправив хрупкие крылышки, предстала перед ним в образе прекрасной гибкой птицы? Да, её крылышки ещё не окрепли, робко трепетали, но пройдет совсем немного времени, и узнает она цену себе и своим возможностям.

Если у неё будет это время.

– Да, – быстро ответила Мила и, неловко улыбнувшись, уже более решительно добавила: – Да, со мной всё хорошо.

– Вот и славно, – мужчина замялся в дверях.

С недавних пор он старался как можно реже заходить к ней, да и вообще, держался особняком.

Слишком притягательной казалась алебастровая кожа. Слишком высокой и полной была её манящая грудь. Про походку от бедра, с грацией настоящей хищницы, которую невозможно приобрести, она врожденная – или есть, или нет, лучше вообще не вспоминать. Захватывало дыхание, от недостатка кислорода то и дело перед глазами мелькали темные мушки, а по спине начинала струиться огненная лава – не очень хороший признак.

Егор чувствовал перемены в себе, и это пугало.

Клятва на крови нерушима. Сделает ошибку, роковую оплошность – погибнет.

У мужчины дернулся кадык. Надо сворачивать разговор. Тем паче – мысли.

– А ты… – Мила чувствовала себя глупо. Она тысячу раз разговаривала с Егором у себя в комнате ночью и никогда ранее не замечала за собой нервозности.

Он понял её без продолжения. Кивнул и буркнул:

– Мила, собирай вещи, мы уезжаем.

Бедное девичье сердце оборвалось, а хрупкий мир, словно хрустальный шарик, покатился куда-то в неизвестном направлении. Что-то сдвинулось в мироздании, покосилось. Потому что были произнесены слова, которые Милана отчаялась когда-либо услышать. Заветное предложение, бесчисленное количество раз, произнесенное мысленно.

Девушка резко выдохнула и схватила себя за горло. Эмоции шквальным ветром обрушились на неё, разом вытеснив недавние переживания и сомнения. Как же так… Откуда?.. Почему? К кому? Десятки вопросов закружились в голове. Лишь усилием воли преодолев первый шок, ей удалось спросить:

– Куда?

Ответ её не удивил, хотя мог бы.

– Звонил твой отец. Он ждет тебя к себе.

Так просто? Вот просто взял и позвонил? Соизволил вспомнить, что где-то, на периферии жизни, застряла его дочь? Плоть от его плоти? Живая душа? Да, ну! Не может быть!

Короткий смешок, предвестник зарождающейся истерики, вырвался из горла Миланы.

– Отец? – она не смогла сдержать сарказма. – Зачем я ему понадобилась?

У Егора были предположения, и от этих предположений сносило крышу. Помимо воли, все звериные инстинкты вырывались наружу, возникло яростное желание крикнуть: «Да ни хрена вы её не получите! Никуда не отпущу! Никуда! Оставлю здесь! Себе!» Его кости выворачивало от инстинктивных побуждений перекинуться и разом разрушить кошмар, накрывавший его последние несколько месяцев. Или годы? Когда началось его личное безумие? Когда у Миланы пришли первые месячные, и он учуял запах её крови? Или когда у девочки начала расти грудь, и она, думая, что за ней никто не наблюдает, пыталась её смять, размазать под платьями, потому что подростку не объяснили, физиология от него не зависит, а природа возьмет своё? Грудь обрисовалась красивой, шелк ничтожного халата ничего не скрывал. Напряженный сосок натянул ткань, маня, призывая, притягивая. Томно просил – дотронься до меня, втяни в рот, попробуй на вкус.