Читать книгу "Письма на чердак - Питер Грю"

* * *

На самом деле я тайно горжусь своим братом и завидую ему одновременно. Он такой храбрый! И, кажется, ничего не боится! Не то что я, трусиха. Меня пугают высота, осы и замки́ в туалетах (один из них точно когда-нибудь заклинит). Особенно меня страшат общественные туалеты с незнакомыми замками. И, сидя на унитазе, я частенько представляю, что замок сейчас не откроется – и я буду дёргать дверь и позорно взывать о помощи. Услышит ли меня кто-нибудь? А если замок заклинит в кабинке вокзального туалета? Тогда поезд уедет без меня…

В то время меня ещё пугала Темнота. Приходит она ночью, садится в углы, расправляет подол чёрного платья. Теперь я её не боюсь: Темнота не таит ничего опасного. Ночные жители пушисты и мягки. Они кажутся страшными, но на самом деле безобиднее мухи. Не то что жители дневные. Под солнцем чувства нагреваются, бурля, рвутся наружу, и мы обижаем, сердимся, раним словами.

Ночные жители бесшумно перебегают из угла в угол, прячутся в шкафах, под кроватью, за шторами, легко шелестят, как мягкие бабочки.

Гном ровно дышал во сне. Он засыпал сразу, как касался головой подушки. Я завернулась в одеяло и плед с головой, оставив, как всегда, маленькую дырочку для дыхания. Жарко, душно… зато безопасно. Никто не утащит меня в темноту…

Под кроватью тихо скрёбся мой ночной жилец. Котти-Когти. Днём я о ней не вспоминала, но стоило лечь в постель… Мама выключала свет, и я оставалась один на один с подкроватным монстром. Он легко шебуршался, ожидая, когда покажется голая, желтовато-холодная в лунном свете пятка или коленка, – прямо медведь, стерегущий форель в ручье! Стоит забыться и оголить ступню, как меня схватит рука и утащит в пропасть под кроватью. Откуда я знала? Монстр как-то нашептал мне это ночью на ушко.

Я до мурашек на спине представляла прикосновение его склизкой руки. А вот монстра представить не могла. Только руку… Большущую, голубоватую, в струпьях и с жёлто-зелёными крепкими ногтями…

Мама предложила как-то раз:

– А ты постарайся из страшного сделать смешное. Я в детстве представляла своих чудовищ в шляпках. Они становились нарядными и милыми, и я их больше не боялась.

Я мысленно прихлопнула Котти-Когти шляпой. Нежно-розовой, с аккуратными толстыми розочками, какие бывают на масляных тортах. Большой бант из красной органзы дополнил милую шляпку… И голубоватая рука со струпьями и жёлтыми грязными когтями, которая тянется и тянется из-под шляпы, как улитка из раковины. Тянется, чтобы схватить за ногу. Фу!

Я зажмурилась и закрыла отверстие для дыхания. Вдруг рука схватит за нос, не дождавшись ноги?! За нос тащить нелегко, но если постараться… Тем более нос у меня острый и длинный. Лучше в духоте, чем в страхе!

«Мой дракон, помоги! – приказала я пледу. – Давай дружить! Ты будешь моим защитником!»

Обретя дракона-защитника, я наконец успокоилась и позволила себе уснуть.

* * *

Ночью я проснулась от холода. Когда я мёрзла, сразу начинала кашлять. Покашливая, я механически пошарила в поисках пледа вокруг и по полу, забыв спросонья про всех чудовищ. Но пледа рядом не оказалось.

Это попахивало кражей. Гном, наверное, тоже замёрз и низко поступил со мной: давно известно, что младшие братья – самые бессердечные существа.

Вдруг я услышала шорох у двери. Отчётливый шорох, а не тихий шелест ночных страхов. Я посмотрела туда… Мрак вокруг словно разбавили, как разбавляют водой акварель, и я увидела плед… или что-то похожее на него.

Плед вздулся на ковре бугром, загораживая вход, растопырив два противоположных угла. Влажно блестящие чёрные глаза с красными искорками смотрели прямо на меня. Оттопыренный, этот угол с глазами напоминал мне треугольную мордочку змеи.

– Я согласен, – сказал неожиданно Плед тонким голоском.

Странно, но я не испугалась. Это я – боящаяся каждого шевеления воздуха, дыхания дома, скрипа черёмухи за окном. Наверное, страх в такие минуты просто отключается, потому что происходящее кажется нелепостью и похоже на сон, а не на реальность.

– На что согласен? – спросила шёпотом я.

– На что? – удивился Плед. – На дружбу. Или ты берёшь свои слова обратно?

– Конечно, нет! – спохватилась я, пока ещё ничего не понимая. – Я очень рада! Но кто ты такой?

– Я? Я твой дракон. Меня зовут Плед!

– А я Света, – на всякий случай представилась я.

Но это же мой плед, он наверняка знает, как меня зовут. Хотя… Я, наверное, известна ему под другим именем. Поэтому добавила:

– Шушу.

– Надеюсь, дружба наша будет крепкой! – сказал дракон, или Плед, или кто его там разберёт. – А теперь пойдём со мной.

Родители всегда наставляли: нельзя никуда ходить с незнакомцами. Но плед же этот я знаю уже несколько лет. Я помню, как папа привёз его из Москвы и набросил на мою кровать. Постель превратилась в зелёный луг, разбитый на квадраты коричневыми тропинками. И это оказался лучший подарок в моей жизни.

Я покорно встала с кровати, а Плед выскользнул за дверь. Я выглянула в коридор. Плед передвигался странно: он то перебирал двумя противоположными уголками-«лапками», то поджимал их и скользил, как змея, но не касался земли. Я последовала за ним.

– Ты куда? – приподнял голову с подушки Гном.

– За драконом, – ответила я, но, спохватившись, что Гном ещё не в курсе, добавила: – То есть за пледом.

Гном распахнул глаза – в полумраке детской они казались неестественно огромными бездонными колодцами ночи.

– Я с тобой!

– Давай живее!

Мне не хотелось оставаться в темноте, хотелось к Пледу, который своей острой треугольной мордочкой резал ночь и разбавлял мрак. С ним всегда было уютнее.

Мы вышли из дома на веранду, брат в белой пижаме напоминал мне привидение. Дверь в летнюю комнату оказалась открытой. Храбрый Гном вошёл первым, а потом уже и я – Плед поджидал нас на чердачной лестнице. Вокруг него темнота поблёкла до светлой серости.

Плед взлетел наверх, и мы поспешили за ним. Эх, эта чердачная лестница! Но сегодня я была бесстрашна и ловка, как никогда. Мрак расступался перед Пледом, и я ясно, как днём, различала коробки, и санки, и лыжи, и нашего клетчатого проводника. А в конце чердака, залитая лунным светом, сияла летняя комнатка, и на раскладушке, которую мы поставили вчера, сидела девушка!

Она была тонкой, изящной и маленькой. Длинные прямые пепельного цвета волосы, похожие на струи осеннего дождя, сбегали по её спине на раскладушку и на пол. Её голову украшал венок из голых веток, а платье, из множества слоёв лёгкой полупрозрачной ткани, было дымчато-серым с мятно-зелёным. Бархата. Конечно, Бархата. Тёплая, уютная, нежная Бархата, словно мамина шаль, словно молоко с мёдом, словно летние сумерки.

Перед Бархатой, в пучке лунного света, стояла самая хрупкая ваза, которую я когда-либо видела, с тончайшими стенками, похожими на корочку льда. В вазе на наших глазах распускались нежные молочно-голубые розы с белыми выпуклыми прожилками на лепестках. Бархата провела над цветами ладонью – и они потянулись вслед за рукой, поворачивая тяжёлые царственные головки. Бархату это забавляло, и она улыбалась.