Читать книгу "Судьба на выбор - Светлана Казакова"

— У вас замечательный дом, — сказала невпопад. — И эти акварели — это так… мило…

Она не нашла другого слова. Висевшие на стене и вдоль уходящей на второй этаж лестницы акварели, изображавшие деревенские пейзажи, и правда были по-простому милы, но казались совсем неподходящим украшением для обиталища обеспеченного холостяка.

— Вам действительно нравится? — улыбнулся хозяин. — Это работы моей сестры. Они напоминают мне о ней, о детстве и беззаботной юности, которые мы провели вместе в этом доме. Но с тех пор как Мэрион вышла замуж и перебралась в столицу, я остался один. Потому и радуюсь гостям, даже случайным. Вы ведь не откажетесь скрасить этот вечер?

— Я? — пролепетала Гвен. — Я не знаю…

— Поужинайте со мной, — предложил сквайр. — А потом… Что вы делали в пансионе в свободное от занятий время?

— Читала книги.

— А еще?

— Пыталась написать свою, — призналась она, должно быть, от растерянности.

— Про Арчибальда?

— Как вы догадались? — удивилась Гвен.

— Это несложно, — улыбнулся сквайр. — Но, пожалуй, о книгах мы поговорим в другой раз. Может быть, вы… играете в карты?

Гвендолин покраснела: подобные развлечения в пансионе не поощрялись.

— Немного, — повинилась она. — Но мы никогда не играли на деньги, вы не подумайте! Только на желания.

— На желания? Интересно. А со мной вы сыграли бы?

Гвен совершенно растерялась. С одной стороны, она не хотела обидеть сквайра отказом и неблагодарностью за гостеприимство. С другой, никогда не играла в карты с мужчиной — только с другими ученицами в пансионе.

Арчибальд, впрочем, окажись он на ее месте, совершенно точно не отказался бы.

— У вас будет время обдумать мое предложение за ужином, — добавил альд Линтон, и Гвен с облегчением перевела дух.

Ужин подали простой и сытный — холодное мясо, сыр и морковный пудинг. Наверное, без хозяйки некому было составлять сложное меню, а хозяин не имел склонности к разносолам. Сама же Гвендолин так проголодалась, что ей и черствая горбушка пришлась бы по вкусу.

— Мне нравится, когда у девушек хороший аппетит, — заметил Карлион Линтон, чем снова вогнал Гвен в краску.

Всем известно, что девице положено клевать, как птичке, а не набрасываться на еду подобно волку. Но печенье, которое она захватила в дорогу, закончилось слишком быстро и почти ее не насытило, да и беспокойство не лишало девушку аппетита, как некоторых знакомых, а совсем наоборот.

Когда закончился ужин, немолодая угрюмая женщина, кажется экономка, провела Гвендолин в приготовленную для нее комнату. Спальня оказалась небольшой, но теплой, затхлости совсем не ощущалось — пахло крахмалом и цветами сухой ромашки. Воспользовавшись ванной, Гвен переоделась в одно из своих самых лучших платьев, но, чуть поразмыслив, сменила его на другое, попроще. После чего, волнуясь, спустилась по крутой, поскрипывающей под ногами лестнице в гостиную, где ее ждал альд Линтон.

— Я уж боялся, что вы не придете, а сразу ляжете спать, — проговорил он. — Ведь наверняка устали с дороги?

— Устала. Но вкусная еда и уютная обстановка творят чудеса.

— Приятно слышать. Впрочем, в молодости и дорожные тяготы переносятся легче. Кстати, о чудесах — в вашей книге есть магия?

Такого вопроса Гвендолин не ждала. Вздрогнула. Медленно подняла глаза на Карлиона Линтона. Отблески пламени подрагивали на его волосах, а во взгляде читалось нечто большее, чем простое вежливое любопытство, за которым обычно скрывается скука.

— Нет, — произнесла она, осознав, что пауза чересчур затянулась. — Ни магии, ни магов.

Ей не хотелось писать о них. Да, говорят, среди тех, кто обладает даром, немало достойных людей, использующих свои способности во благо. С помощью магии они исцеляют тяжелобольных, возводят дома, разыскивают пропавших, создают уникальные произведения искусства. Но разве люди, делающие все это, не применяя чар, заслуживают меньшего уважения? А для некоторых высокородных альдов, не имеющих нужды зарабатывать себе на жизнь, дар был лишь довеском к титулу, подчеркивающим их исключительность даже среди аристократов. Они так кичились им, так стремились сохранить в своем роду…

— Удивительно, — прокомментировал ее ответ сквайр. — Мне казалось, магия должна интересовать вас в первую очередь, как и всех тех, у кого хорошо развита фантазия. Вы полны сюрпризов, Гвен.

— Быть может, — согласилась она, желая скорее сменить тему. — Я готова сыграть в карты.

— А я их уже приготовил, — заявил альд Линтон.

Он разложил на столике перед диваном пеструю колоду, и Гвендолин, поборов дрожь в руках, потянулась к картам. Почти сразу девушка убедилась, что соперник попался умелый и опытный. Или, может быть, ему просто везло? Как бы то ни было, приютивший ее хозяин дома одержал победу, не дав гостье ни единого шанса выиграть. Гвен оставалось лишь признать поражение и ждать, какое желание будет загадано.

Стало немного не по себе. Нет, они в особняке не одни, да и едва ли его владелец по ночам обращается в чудовище, но все же, все же…

— Вы умеете играть на пианино? — спросил альд Линтон.

Гвен кивнула.

— Тогда сыграйте, пожалуйста. Инструмент настроен, хоть и пользуются им редко — играет только сестра, когда приезжает меня навестить. Вот мое желание.

Вздохнув с облегчением, Гвендолин проследовала к притулившемуся в углу гостиной пианино. Коснувшись рукой клавиш, она словно бы снова очутилась в музыкальном классе пансиона. Даже вспомнились наполнявшие просторное помещение запахи лавандового масла — от волос наставницы и мастики — от пола.

— Что вам сыграть?

— Что-нибудь на ваш вкус, — милостиво разрешил победитель.

Гвен растерялась. Что может нравиться Карлиону Линтону? С одной стороны, он аристократ, следовательно, ему полагается любить классику. С другой, обитает в сельской местности, стало быть, неравнодушен к балладам. Покусав в задумчивости губу и перебрав в памяти все известные ей произведения, девушка начала играть и негромко напевать слова, которым ее когда-то научила настоящая Гвенда Грин:

Я бродил по горам и далеким лесам, Медальон моей милой сжимая в горсти. Я навстречу бросался любым чудесам, Ничего не страшась на опасном пути. Я искал ее, звал, но, увы, лишь во снах Приходила ко мне, чтоб утешить меня. И у встречных я спрашивал, где же она, Но качали они головой. И, кляня Этот мир, шел я дальше сквозь ветер и зной, Унося за плечами глухую тоску…[1]

— Достаточно! — хрипло произнес сквайр, прерывая песню.