Читать книгу "Глобальные шахматы. Русская партия - Алексей Пушков"

Государственное начало в политике СССР играло исключительно важную роль. Во-первых, оно обеспечивало безопасность страны за счет заключения определенной суммы соглашений, договоров о безопасности и т. п. Многие из этих договоров носили ненасильственный характер. Так, с Финляндией с 1944 года установились отношения добрососедства. В Европе смотрели на это косо, называли «финляндизацией» — ведь Финляндия не могла развернуться против СССР и войти в западные структуры. При этом Финляндия не входила в Варшавский договор, в социалистический блок, не имела военных обязательств и сохраняла нейтралитет. Другой пример: Советский Союз в 1955 году вывел свои войска из Австрии. Причем никто не заставлял нас это делать, Москва могла бы так не поступить.

СССР сыграл колоссальную роль во Второй мировой войне. Иногда говорили, что это была схватка между двумя идеологиями — фашизмом и социализмом, но это поверхностная оценка. По форме это было так, а по сути это была схватка между имперской Германией в ее нацистском обличье и историческим Российским государством в его советском обличье. Фашизм и социализм были временными формами существования Германии и России. Национальное начало определяло характер схватки между ними. Со стороны России это была борьба за национальное выживание, а со стороны Германии — за национальное доминирование. Наши солдаты, идя в атаку, не кричали: «За социализм, за коммунизм!» Они кричали: «За Родину, за Сталина!» А Сталин олицетворял государство. Да социалистическое, но также, и даже в большей степени, историческое.

Государственное начало СССР во внешней политике было чрезвычайно сильно. Через систему договоров оно обеспечивало международную стабилизацию. В войнах же участвовали, когда был брошен вызов самому существованию нашего государства или его безопасности. Участвовали и в обустройстве послевоенного мира. Именно как государство участвовали, а не как коммунистическая держава. В этом качестве, например, вырабатывали Устав ООН.

Наши отношения с Западом имели не только идеологическое содержание, это было соперничество между государствами. И в лице Советского Союза ведущие страны Запада боролись и соперничали с исторической Россией. Точно так же, как Карл XII сражался с Петром Первым, а Наполеон — с Александром Первым.

У нас иногда отечественную историю прошлого века воспринимают как некую аберрацию, порожденную революцией 1917 года. Но забывают о колоссальной преемственности между Российской империей и Советским Союзом. Во внешней политике СССР, в принципе, выполнял функции Российской империи с некоторыми нововведениями, такими, как поддержка коммунистического и национально-освободительного движений. Но это тоже была форма национального соперничества. Мы соперничали с США, со странами Западной Европы. Элементом соперничества был и подрыв их позиций в бывших колониальных империях, на тех континентах, где они имели свои сферы влияния, от Латинской Америки до Азии. Здесь была идеологическая составляющая, но была и чисто государственная политика. Это была форма конфликтного взаимодействия с Западом — через, скажем, поддержку Северной Кореи, а позже и Северного Вьетнама против США.

Когда Горбачев начал свои реформы, он, как мне кажется, не понял важную вещь. Одно дело — избавить внешнюю политику от обременяющего страну идеологического компонента, который иногда вел ее к неверным политическим решениям, обременительным расходам, накладывающим слишком большую нагрузку на ее бюджет. В частности, очень широкая поддержка и финансирование национально-освободительных движений была не в наших интересах. Оглядываясь назад, видишь, что в большинстве стран Африки те люди, которые просили и получали у нас помощь, сражались в основном за власть, а не за модель. Для них вопрос был лишь в том, кого выбрать в качестве старшего брата: США, Англию, Францию или Советский Союз. Естественно, что и там, среди очень узкого слоя африканской элиты, были люди, которые получали образование в развитых странах и транслировали левые идеи. К нам в основном обращались фигуры, тяготевшие к социалистической ориентации. Но слишком часто наша помощь использовалась для создания диктаторских и, что главное, неустойчивых режимов. И в этих случаях она была неоправданна: она нам мало что давала в геостратегическом соперничестве — это были неустойчивые зоны влияния.

Много говорят об ошибочности нашего участия в афганской войне. Как известно, до начала событий конца 1970-х там был устойчивый королевский режим, который поддерживал с Советским Союзом добрососедские отношения. Мы имели неосторожность поддержать революционные силы верхушечного типа, никак не связанные с массами, с тем, что тогда называлось «толщами народа». Это привело к свержению монархии, затем установлению диктатуры Хафизулы Амина, который избавился от своих бывших союзников и решил переориентироваться на США. Нашим ответом, в котором была смесь идеологических и геополитических мотивов, стал ввод войск в Афганистан.

Теперь уже можно констатировать, что это был серьезный просчет, который усугубил негативные процессы в самом СССР, привел к ослаблению страны, ускорил ее распад. Это была десятилетняя война, которая нам очень дорого обошлась, потребовала больших ресурсов, привела к гибели многих сограждан. Она ввела сильный элемент болезненности в существование СССР — подобно тому, как война во Вьетнаме ввела серьезный элемент болезненности во внутреннюю жизнь Соединенных Штатов.

Но подобные ошибочные шаги делали и наши западные соперники, причем не только США. Франция в течение восьми лет вела войну во Вьетнаме, которая закончилась поражением в битве при Дьенбьенфу и полным выводом французских войск. Это была огромная ошибка: попытка решить вопрос военной силой мотивировалась желанием во что бы то ни стало сохранить азиатские колонии распадавшейся французской империи. Позже Франция повторила эту же ошибку в Алжире.

Что касается афганской войны, то Советский Союз ошибся как сверхдержава, которая переоценила свои возможности, способность поставить под контроль другое государство, имеющее совершенно другую иную, особую культуру, исторически не подчинившееся никому. Недаром Афганистан называют «кладбищем империй». Кто бы там ни воевал, устойчивого успеха никто не добился, начиная с Александра Македонского. Он дошел до Бактрии, оставил там наместников, но те довольно быстро были свергнуты. Такова очевидная особенность этого горного региона — он плохо поддается внешнему управлению и контролю.

Конечно, есть доля истины в том, что просчет произошел из-за примата идеологической компоненты в решении о помощи Компартии Афганистана из-за ошибочной предпосылки, что возможна победа социализма в этой стране, которая затем примкнет к нашему социалистическому блоку. За такое решение высказывалась та часть Политбюро, которую условно можно отнести к военно-идеологической прослойке партийного руководства, — Суслов, Устинов. И все же ошибку СССР совершил именно как государство, как выше было сказано, подобные ошибки совершали и другие государства, с другой идеологией.

Проблема Горбачева была в том, что он не смог отделить от государственных интересов идеологическую составляющую отечественной внешней политики, которая подчас толкала нас на акции и действия, не вполне просчитанные с точки зрения национальных приоритетов. Когда страна становилась жертвой собственной увлеченности процессами трансформации мира в ущерб интересам государства как такового. Эту составляющую последний генеральный секретарь и первый президент не сумел отделить от собственно государственной составляющей, которую следовало сохранить. Это было непросто, они были сильно переплетены. Но все же: четкой линии на сохранение, удержание именно государственных позиций при Горбачеве выработано не было. Началась сдача позиций — чем дальше, тем быстрее. К 1988–1989 годам этот процесс стал набирать обороты. Можно сказать, «процесс пошел», используя известное выражение самого Горбачева. Но процесс очень опасный, хотя начинался он как избавление от чрезмерной идеологизированности отечественной внешней политики.