Читать книгу "Швейцарец - Роман Злотников"

– …а ума у тебя до сих пор – как у пятнадцатилетнего! Вот если бы ты не потратился на этот свой дурацкий мотоцикл, то вполне уже успел бы накопить на первый взнос на квартиру. И твоя мамочка давно бы уже была рядом с тобой.

Парень скривился и сделал классический, даже несколько картинный facepalm, после чего схватил телефон и торопливо заговорил:

– Так, мам, все, я больше не могу говорить. Я должен бежать на совещание к Chef des Labors [3]. Я тебя люблю, пока…

– Вот почему, стоит мне только упомянуть о моем приезде, как ты сразу же бросаешь трубку, мой маленький негодник? – раздалось в ответ из динамика. – Ладно, беги, Саша. Я тоже тебя люблю…

Когда Алекс (он предпочитал, чтобы его называли именно так – имя Александр или Саша казалось ему слишком русским и, ну-у-у… типа, провинциальным) наконец добрался до места своей работы, начальника еще, слава богу, на месте не было. Но тем не менее герр Адлер, за которым в лаборатории закрепилась кличка «Duenna» [4], смерил его недовольным взглядом и демонстративно перевел его на большие электронные часы, висящие над забранной стеклом выгородкой, в которой и располагался, так сказать, кабинет начальника лаборатории герра Мозеса. Можно было не сомневаться, что сразу же по появлении начальника лаборатории на рабочем месте ему непременно будет доложено об очередном опоздании «этого русского». Нет, официально рабочий день в лаборатории начинался в восемь утра, но Алекса сразу же при поступлении на работу предупредили, что «у нас принято приходить к семи сорока пяти». Ну чтобы до начала рабочего времени успеть раздеться, надеть халат, помыть руки и ровно в восемь ноль-ноль приступить к своим официальным обязанностям. Причем, насколько Алекс смог узнать, такое особенное предупреждение сделали именно ему. Поскольку подразумевалось, что настоящие diedeutschen [5] и так все прекрасно понимают и им никаких предупреждений по этому поводу не требуется. Впрочем, если честно, так оно и было на самом деле…

– Guten morgen [6], бро! – Алекс, как раз в этот момент торопливо натягивающий на себя лабораторный халат веселенькой салатово-голубой расцветки, на мгновение замер в позе «распятого орла», вымученно улыбнулся и, рывком натянув-таки лабораторную униформу, помахал в ответ своему единственному в местных пенатах другу. Ну как другу… скорее близкому приятелю, с которым ему удалось сойтись на почве любви к мотоциклам. Дитрих состоял в австрийском чепте Hell’s Angels MC [7], куда сам Алекс просто мечтал вступить. Но получить полноправное членство в этом, вне всякого сомнения, самом крутом и престижном международном объединении байкеров можно было только по рекомендации. И Алекс уже давно обхаживал Дитриха на этот счет. Впрочем, не одного его. Поскольку одной рекомендации для вступления было мало… Хотя, надо сказать, чего-то сверхъестественного ему пока делать не приходилось. Так – бегать парням за пивом, мыть их мотоциклы, угощать выпивкой. То есть ни с чем из тех страшилок, которые ходили в среде начинающих байкеров о «посвящении»… ну знаете… типа «двадцать пьяных мужиков запускают по кругу» или там «деревянный сорокасантиметровый с двумя рогами», он на данный момент так и не столкнулся. Но Алекс, вполне возможно, согласился бы и на это… Поскольку, несмотря на то что он (в том числе и по своему собственному мнению) вырвал у жизни самый что ни на есть счастливый билет – сумел-таки перебраться в казавшуюся из дома такой теплой, уютной и счастливой Европу, чувствовал он здесь себя пока не очень-то и уютно. Нет, внешне все было красиво – дома, обустроенность, чистые дороги, чистые подъезды, но-о-о… никого рядом. Хотя уже прошло почти полтора года с момента переезда. Вот в общаге «Губки» на Бутлерова они с мужиками плотно закорешились уже к концу первого семестра. И это еще при его довольно-таки замкнутом характере. Некоторым так вообще хватило одной недели…

Так что Дитрих, с которым можно было неформально пообщаться на близкие и интересные темы, был для Алекса очень ценен сам по себе, даже безотносительно будущей рекомендации. Тем более что в иерархии лаборатории Дитрих занимал должность на одну ступеньку выше, чем Алекс, но ничуть этим не кичился. Во всяком случае, внешне это никак не проявлялось… Так что да – по местным меркам Дитриха, пожалуй, вполне можно считать другом.

– Guten morgen, Дитрих. Как погонял в воскресенье?

– Тот расплылся в довольной улыбке.

– Отлично! Мы сгоняли до Попрада. Жалко, что ты с нами не поехал.

– Вы же собирались в Дебрецен? – удивился Алекс, плюхаясь на стул и подвигая к себе микроскоп и кляссер с пробами. Парень пока состоял при клубе в статусе даже не «перспективного», а «шустрилы», в то время как Дитрих был полноправным членом. Но даже этот статус вполне позволял Алексу кататься вместе с парнями из клуба. Что он и делал время от времени. Хотя не так часто, как хотелось бы. Увы, кредиты, в которых парень увяз, почти сразу по переезде решив «не ждать старости, а жить сразу как мечтается», очень быстро потребовали непременной регулярной подработки. Вследствие чего ему почти не оставалось времени на то, чтобы вести ту самую жизнь. Вот такой получился парадокс…

– Так Толстый Вилли заболел, – пояснил Дитрих. – Так что решили довериться Пивовару Байеру.

– Поня-я-ятно… – протянул парень. Толстый Вилли был «дорожным капитаном» маршрутов по Венгрии, Сербии и дальше на юг. Так что его отсутствие по болезни делало путешествия в данных направлениях несколько… менее предсказуемыми. Что для байкеров – вроде как наплевать и растереть. Главное же свобода – мчаться по трассе, и ветер в лицо! Но это только если не помнить, что речь идет о немецких байкерах. Вернее, австрийских, но в данном случае разницы никакой… Пивовар же отвечал за направления, ведущие на восток от Вены.

– Герр Штрауб, вынужден вам напомнить, что уже одна минута девятого, – проскрипел из своего угла герр Адлер. Алекс скорчил Дитриху грустную рожу и торопливо подвинул к себе микроскоп, правой рукой выуживая из кляссера первую пробу…

Саша с младых ногтей рос в полном осознании того, что его судьба – жить в Европе. Потому что так ему всегда говорила любимая мамочка.

Он родился уже несколько позже того момента, когда великая, сотнями поколений собираемая и оберегаемая страна распалась на куски ровно по начертанным исполнителями «великой ленинской национальной политики» границам. И его детство пришлось как раз на те самые «благословенные девяностые», которые подавляющее большинство населения одной шестой части суши не способно было вспоминать без мата. Впрочем, сами девяностые он помнил весьма смутно. Ну сколько ему тогда было-то – года три-четыре? В таком возрасте мир для человека сильно ограничен и, как правило, способен вместить в себя лишь дом, детский сад и двор с пацанами. Ну и место проживания бабушек с дедушками. У кого они есть, конечно… А со всего остального большого мира до этого «детского мирка» добираются только лишь некие отголоски. Например, в виде видеосалонов, в которых можно посмотреть «настоящие американские» мультики, или невозможности купить какую-нибудь понравившуюся игрушку и лишний раз полакомиться мороженым. Ну не было у матери-одиночки в провинциальном Энгельсе особых возможностей побаловать сыночка чем-нибудь этаким. Зато была мечта, доставшаяся ей от исчезнувшего с горизонта через полгода после свадьбы мужа, подарившего женщине кроме ребенка еще и «настоящую европейскую» фамилию. Муженек был из тех самых немцев Поволжья, при Сталине высланных в Казахстан, которые во времена Перестройки коротким проездом «по реабилитации» заехали на «землю дедов», чтобы, почти не задержавшись, проследовать далее уже на «землю предков».