Читать книгу "Тайный шифр художника - Олег Рой"

Я только хмыкнул. По текущему, непрерывно лезущему вверх курсу это около семидесяти тысяч – больше, чем две моих зарплаты. Вообще-то Заур мне примерно столько и должен, но чтоб он вот так вдруг сразу за все расплатился? Да ладно! Скорее летающая тарелка на Красную площадь приземлится, чем этот…

– Не то думаешь! – сказала вдруг цыганка, точно прочитала мои мысли. – Не твой кровосос тебе баксы даст. Получишь ты их от черного человека…

– От негра, что ли? – ухмыльнулся я, все же втягиваясь против своей воли в этот идиотский разговор.

– От черного человека, – повторила она как по писаному.

Я взглянул на цыганку внимательней и невольно подумал, что она действительно молода, скорее всего, даже моложе меня, просто, как это с ними бывает, выглядит намного старше своих лет. Она говорила, чуть прищурясь, точно читала по невидимой книге. И не знаю уж, как это у нее вышло, но, во всяком случае, определение Зауру дала очень точное.

– И за что же негр даст мне сто баксов? – с ухмылкой поинтересовался я.

– Ни за что, – без запинки сообщила цыганка с той же бесстрастной, «знающей» интонацией. – Сейчас даст и еще предложит. Только ты не бери.

– Почему же? – с иронией осведомился я, почувствовав, что разговор уже начинает меня забавлять. – Если деньги платят, да еще и ни за что, надо брать обеими руками, сколько ухватишь.

– Нельзя их брать. – Она быстро взглянула мне в лицо и вдруг начала мелкими шажками пятиться назад. – Кровь с них капать будет. Мертвые это деньги. Много зла принесут. И тебе плохо будет, и другим. Не бери.

– Тоже мне, предсказание! – Я уже откровенно прикалывался над ней. – Деньги будут, но ты их не бери. Знаешь, что один древний император сказал? Деньги не пахнут…

– Эти пахнут. – Цыганка аж руками взмахнула, став вдруг похожей на гигантскую пеструю птицу. – Смертью пахнут. Только испачкаешься – вовек не отмоешься.

И, развернувшись, с неожиданным проворством рванула прочь и исчезла в толпе. Я хмыкнул про себя, снова убедился, что мелочь в заднем кармане осталась на месте, и начал спускаться в метро.

Глава 2. Черный человек

Заур жил в хрущобе неподалеку от Даниловского рынка, причем сразу в двух квартирах – в двухкомнатной обитал сам, а соседняя трешка служила складом, где нельзя было найти разве что слона, и то лишь потому, что он бы там не поместился. А так Заур торговал всем подряд: от паленой водки и фальшивых «адидасовских» кроссовок до жвачки и кухонных комбайнов. Мои кассеты в этом изобилии контрафакта были сущей мелочью. Подозреваю, что и оружием, и наркотиками Заур тоже не брезговал, хотя я, разумеется, никогда столь идиотских вопросов ему не задавал. Меньше знаешь, крепче спишь. И, кстати, дольше живешь.

– Феофан! – Стоящий на пороге своей квартиры Заур так широко расплылся в улыбке, точно мой визит был бог весть каким радостным событием. – Проходи, проходи, дорогой, мы только тебя и ждем!

Сбрасывая ветровку, я буркнул:

– Кто это «мы»?

– Гость у меня, – пояснил Заур, улыбаясь еще шире. – Как раз по твою душу.

Сказать, что я насторожился – ничего не сказать. «По твою душу» могло означать что угодно, но уж точно – в нынешние-то времена! – ничего хорошего. Что же это за гость там такой? Чувствуя неприятный холодок где-то внизу живота, я потопал в кухню.

Гость был там и угрюмо созерцал развернувшийся на столе типично перестроечный натюрморт. Как ни странно, сперва я обратил внимание именно на него – и не потому, что был голоден. Внимательному человеку, как говорил обитатель Бейкер-стрит, детали говорят о многом.

Мне хватило одного короткого взгляда. Натюрморт состоял из непочатой еще бутылки «Абсолюта», палки салями, уже напластованной на толстые кружки, вскрытой ванночки прибалтийских шпрот, банки маринованных огурцов, нарезанного батона, пачки галет и нераспечатанной коробки польских конфет. М-да, любопытно. Если бы автором натюрморта являлся Заур, стол украшала бы пузатая емкость с армянским или дербентским коньяком, а вокруг бы живописно расположились какие-нибудь дары солнечного Кавказа, вроде лаваша, лобио, хачапури, сулугуни и прочего. Заур был вроде бы из Дагестана. Я, разумеется, не спрашивал, но кое-какие названия из национальной кухни запомнил. Но то, что стояло и лежало на столе сейчас, явно притащил гость, а не хозяин. Из чего я сделал вывод, что человек он не бедный, но склонностью к гурманству не отличается: есть чем водку зажевать – и ладно.

Выглядел гость как типичный «новый русский». Клубный пиджак, правда не малиновый, а черный, даже, пожалуй, темно-серый, но на шее, поверх темно-зеленого свитера, – традиционная для этой публики золотая цепь в палец, если не в полтора толщиной. Я привычно подивился: это какие же должны быть шейные мышцы, чтоб такую тяжесть таскать? На стандартного качка, впрочем, зауровский гость был не похож: крепкий, но не массивный, а жилистый, как моток скрученного провода. Лет не меньше сорока, хотя вряд ли больше полтинника. Подстриженные модной «платформой» волосы уже начинали седеть. Лицо какое-то ястребиное – резкое, угловатое. И еще очень загорелое, будто только что с курорта. Руки, впрочем, тоже, а на кистях наколки – сидел, однозначно. И вдобавок глаза – темно-карие, почти черные, так что и зрачка не видать – глядели таким пристальным прищуром, что хотелось если не спрятаться, то как минимум поежиться.

Заур гостя явно опасался.

– А вот и тот, о ком я вам говорил, – сообщил он с радушием, в котором явственно послышался вздох облегчения.

Интересно, однако… Я, конечно, обещал, что кассеты сделаю побыстрее, и про воскресенье даже упомянул, но знать наверняка, что я приду именно сегодня вечером, Заур не мог. Мог только рассчитывать на мою вечную обязательность. А визитер явно не из тех, кого можно «завтраками» кормить. То-то Заур так мне обрадовался…

– Угрюмый, – представился гость, слегка приподнявшись и протягивая мне руку. На запястье блеснул позолоченный «Ролекс» – причем, весьма возможно, настоящий. Нет, я не спец, да и хорошую подделку «Ролекса» беглым взглядом не определишь, но…

– Грек, – отозвался я, пожимая ладонь нового знакомого.

Греком меня называли с шестого класса школы, после того как в курсе древнерусской истории обнаружился иконописец Феофан Грек. Не буду врать, что страстно люблю свое прозвище, но оно все же лучше, чем имя. К тому же подобные клички чаще всего прилипают к человеку намертво, и проще с ними смириться, чем что-то изменить.

Из колец Угрюмый носил только одну массивную золотую печатку, руку жал крепко, но не демонстративно, а ладонь, хоть и не мозолистая, была твердой, точно ее свело судорогой.

Бутылку гость открыл сам и в рюмки налил – все три ровнешенько, хоть микрометром меряй – тоже сам. М-да, еще один знак, демонстрирующий, кто тут сейчас банкует.

– Ну, за знакомство. – Он поднял рюмку.

К алкоголю я равнодушен, пью только тогда, когда надо по делу, и сейчас мысленно молился, чтоб не поперхнуться – в большинстве продаваемых теперь «водочных» бутылок был разведенный технический спирт (и спасибо, если не метиловый) – позориться было никак нельзя. «Абсолют», впрочем, оказался настоящим и пролился в горло удивительно мягко.