Читать книгу "Без боя не сдамся - Дина Рид"

Высокопоставленный папаша покупал «Наташкиному сыну» всё самое лучшее из того, что считал нужным, определил в престижную школу, не скупясь, оплачивал факультативы. Вот только не думал он, что если читать нотации, выдыхая мальчику в лицо клубы сигаретного дыма, если отпускать оплеухи и лупить за малейшую шалость, то из всего посеянного самые щедрые всходы дадут страх и ненависть.

Маленький Алёша был плохим из-за принесённого в дом котёнка, из-за внимания к цветочкам и бабочкам, и даже из-за слёз. Отец терпеть не мог, когда тот «разводил нюни», ведь «Колосовы не хнычут. Они – настоящие мужики, не то, что ты…». Стоило какой-нибудь напудренной дамочке умилиться при виде пухлых губ и ямочек на щеках: «Ах, очаровашка! Ваша?» – отец взрывался. Он стриг Алёшины кудри почти налысо, одевал в чёрное и хаки, чтоб «не так на девку смахивал», а сын чувствовал себя навязавшимся отцу уродцем, которого тот стыдится. Часто в голосе отца сквозила брезгливость, отчего всё в душе мальчика съёживалось и меркло.

В школе Алёша слыл круглым отличником, но не столько оттого, что тянулся к знаниям, а потому что за четвёрку получал затрещины, и каждое «удовлетворительно», поставленное учительницей лёгким росчерком пера, проступало затем на его коже тёмно-фиолетовыми отметинами от солдатской портупеи.

В тринадцать попробовал Алёша повоевать с родителем за право иметь собственное мнение, но подростковое стремление к свободе Михаил Иванович подавил нещадно – так же, как Екатерина II – Пугачёвское восстание: кровью. Алёша тогда попал в больницу с сотрясением мозга и сломанными ребрами. «Упал с лестницы в новом доме. Только переехали, не привык ещё», – пояснил травматологу представительный родитель, вручив пятьсот долларов: «Вы же хороший специалист. Мой сын должен встать на ноги через две недели. У него олимпиада по математике».

* * *

Отношения со сверстниками у Алёши не складывались. Он никого не звал в гости – не дозволено было, и с ним никто не играл, а его «уроки учить надо» вызывало смех и раздражение. Его задирали, но Алёша не жаловался, просто однажды прокусил руку старшекласснику, который попробовал вытрясти из него деньги. Как-то пацаны скопом собрались проучить зубрилу-предателя за то, что не удрал со всеми с урока. На стадионе за школой мальчишки окружили Алёшу, но, поняв, что его ждёт, он сам набросился на классного заводилу, Женьку Миронова, да так свирепо, что оттащить его смогли не сразу. Алёше, конечно, досталось – не столько от одноклассников, сколько от собственного родителя. Зато после этой истории, окончившейся для Женьки в травмпункте, уже никто не нападал на «психа Колосова». Не решались. Вот и дружил Алёша только с музыкой, с рокерами на дисках, их песнями об одиночестве и безысходности.

От матери Алёше досталась не только внешность, но также чистый, лиричный тембр и абсолютный слух. Пользуясь отсутствием отца днём, он разучивал хиты на любом языке, пел их перед зеркалом и записывал себя на камеру, сжимая в руках вместо микрофона освежитель воздуха. У Алёши получалось хорошо – так хорошо, что соседи никогда бы не догадались, что второй голос, сопровождающий популярную песню, принадлежит не профессиональному бэк-вокалисту.

В неполные семнадцать Алёша поступил в Академию госслужбы. О музыкальном образовании отец не хотел слышать, сатанея от одной мысли о том, что его, Колосова, сын подастся к «голубым», как Михаил Иванович называл длинноволосых парней, что толпились у музучилища. Да и не позволил бы он никогда, чтоб мальчишка пошёл стопами матери. Зря разве растил его в спартанской дисциплине?

Мечты о пении и сцене казались Алёше настолько же нереальными, как полёт к Марсу на выходные. Но где-то в глубине души они не умирали. С тоскливой завистью Алёша смотрел по ТВ на зажигающихся звёзд и звёздочек, и ещё с большей – просто на парней, несущих по улице гитары в чёрных кофрах.

Однажды он пришёл домой и услышал из коридора собственный голос. «…like Jesus to a Child», – неслось из его комнаты. Алексей замер в ужасе: как отец мог найти записи? Он же так далеко их запрятал! Не зная, лучше уйти или принять на себя бурю, Алёша стоял на пороге. Впрочем, пути к отступлению уже не было: показался отец. Он медленно снял пиджак с мощного торса, ослабил галстук и закатил рукава. Налитые по-бычьи глаза уставились на сына.

– Посмотрел я, как ты кривляешься и визжишь бабьим голосом, – пренебрежительно процедил Михаил Иванович.

Алёша молчал.

– А ты, оказывается, из «голубых»…

Сын продолжал молчать, но возмущение серой пеной всколыхнулось в душе, увеличиваясь с каждой секундой. Отец с угрожающей издёвкой добавил:

– Если ты собрался подставлять зад мужикам, я лучше сразу тебя покалечу, чтоб дурь вылетела.

Привычный страх перед отцом подмяла неконтролируемая ярость, и Алексей ударил ему под дых первым. От неожиданности Михаил Иванович согнулся и захрипел:

– Ах ты, сука!

Со слепыми от ненависти глазами Алексей монотонно, как робот, бил по гладко выбритому, красноватому лицу, пока отец не выпрямился и не отразил удар. Алёша отскочил в сторону. Не дожидаясь, когда отец, сплюнув на паркет кровь из разбитой губы, забьёт его до полусмерти, Алёша выбежал из дома. В сумке лежал паспорт и пара тысяч на репетитора. На первое время хватит. Алёша нёсся так быстро, как только мог. Запрыгнул в маршрутку и обмяк, устав после взрыва эмоций. Он знал одно: сюда больше не вернётся. Он теперь сирота: нет тирана-отца, и никогда не было шлюхи-матери, что бросила его беззащитным рядом с этим монстром.

Глава 5

Пёс

Машу разбудил не грохот автомобилей за окном, а его отсутствие: только птичий щебет звонко будоражил тишь станичных улочек. Лучи солнца ложились мягкими полосами света между двумя кроватями. Напротив, уткнувшись носом в подушку, спала Катя. Маша спрыгнула с койки и радостно пропела:

– Ка-атька! Просыпайся! Уже утро!

Но подруга только махнула рукой и, пробормотав что-то невразумительное, перевернулась на другой бок.

– Ну, Ка-ать, Катюш, Катёнок, вставай.

Та сморщила нос и не откликнулась.

– Так, да? Ладно, – буркнула Маша и отправилась в комнатку напротив.

Подмяв под себя простыни и смешно свесив с кровати узкий зад в обтягивающих чёрных трусах-боксёрах, Юра сопел за двоих. Маша на цыпочках подкралась к нему и тихонько позвала:

– Юра-а!

Тот оторвал от подушки голову и, ничего не соображая со сна, недовольно бросил:

– Имейте совесть. Я в отпуске. Побью.

Маша вздохнула. Подёргала дверь к Вике и Антону. Заперто. Она обиженно надула губы. Не будить их, видите ли… Сонное царство! А ей что прикажете делать? Умирать от скуки? Нет уж! Спите тут сами!

В нетерпении Маша натянула белый спортивный костюм, и, завязав волосы в хвост, вприпрыжку выбежала во двор.

Приятная свежесть коснулась щёк, чистый воздух вливался в ноздри, омывая прохладой лёгкие. За зелёными вершинами надменно высилось плато, сверкающее белизной снежной шапки. Лёгкий ветер шелестел листвой – лес был совсем близко – рукой подать. Засунув планшет под мышку, Маша выскользнула за ворота – раз уж все такие сони, она сама отправится осваивать местность.