Читать книгу "Матильда - Татьяна Богатырева"

– Была одна Кшесинская, станут две: Кшесинская-первая и Кшесинская-вторая. И обе балерины, представляешь?

И засмеялась.

Густые и жесткие темные волосы, бледное серьезное лицо, тонкие решительные губы – все это отходило при вгзляде на Матильду на второй план. И первое, что замечали в ней люди – совершенно невозможные глаза. Такие глаза казалось бы не шли ни ее лицу, ни ее юному возрасту. Они были тяжелыми, темными – как будто зрачок сливается с радужной оболочкой – и такими серьезными, какие бывают у людей, повидавших больше, чем могло уместиться в одну человеческую жизнь. В них не было милосердия, не было ни намека на способность такого человека к покорности и служению, но неутолимая жажда жизни, потребности быть живым и двигаться вперед, читалась в этих глазах с первого взгляда. Эти глаза смотрели на мир, не мигая, оставаясь широко распахнутыми в любой ситуации. А взгляд, который казался оценивающим и цепким, был, на самом деле, скорее внимательным и пытливым, будто обладательнице этих глаз жизненно необходимо было проникнуть в самую суть каждого предмета, попадающего в поле ее зрения.

Юля была выше Матильды, статная и грациозная, она выгодно выделялась на фоне младшей сестры. Но та любовь, которую она испытывала к Матильде, сполна украшала обеих – они были не просто сестрами, но близкими, лучшими подругами, и это сразу бросалось в глаза.

Матильда была очень миниатюрной – из-за ее роста даже не самый высокий и статный мужчина рядом с нею чувствовал себя греческим воином. Мужчинам льстили и ее рост, и ее взгляд – живой интерес ее глаз зачастую наиболее недальновидные мужчины принимали сугубо на свой счет.

Сейчас же за внешней уверенностью крылось неподдельное, безудержное волнение. Но сестра, пусть и старшая, не должна была, по мнению Матильды, переживать еще и об этом. На самом деле Матильда волновалась так, что последнее время уже только и думала о том, как скорее бы это все пережить. Выпускной экзамен в данный момент был итогом всей ее жизни, демонстрацией всего того, чему она смогла научиться, мерой измерения ее таланта и во многом – даже на самом деле в общем-то во всем – именно от этого выступления зависела вся ее дальнейшая карьера и судьба.

Ей предстояло танцевать в присутствии всей царской семьи, и, по слухам, такое было впервые в училище.

Юлия провела кончиками пальцев по выпускному костюму Матильды – нежно-голубая ткань, букетики ландышей.

– Мы все за тебя. Представляешь, столько людей будут одновременно желать тебе, чтобы все прошло хорошо? Это что-то да значит.

– Конечно, – рассеянно кивнула Матильда. Последние несколько дней до «часа икс» она вовсе не могла спать, стараясь при этом как можно тщательнее скрывать это от родных. В их большой шумной семье утаить что-либо было невозможно, но попробовать стоило.

Накануне ночью Матильду снова начали одолевать мучительные сомнения, тот ли танец она выбрала. Подходит ли он ей настолько, чтобы представить ее в правильном свете, сможет ли она произвести хорошее впечатление.

Право самостоятельно выбирать себе танец предоставлялось не всем, а только первым ученицам, и Матильда, балетом не занимавшаяся, а балетом живущая, была в их числе. Танец она выбрала исключительно потому, что именно это па-де-де не так давно было с блеском исполнено Вирджинией Цукки – абсолютным кумиром и эталоном танцевального мастерства для Матильды. Эта выдающаяся, немолодая уже балерина, перевернула весь, казалось бы, устоявшийся к моменту выпуска мир Матильды. Глядя на Эсмеральду в исполнении Цукки, Матильда с присущим каждому только начинающему познавать мир на собственном опыте человеку, сделала для себя поразительное открытие, столь ее тогда шокировавшее, что она не сразу нашла нужные слова, чтобы озвучить и объяснить его родным.

– Техника, будь она сколь угодно виртуозна, не должна быть целью. Техника – это средство, понимаете? – взволнованно говорила она дома.

Пояснить свою мысль она тогда еще не смогла.

Танец, который Матильда выбрала для своего экзамена, был исполнен Цукки в паре с Павлом Гердтом с огромным успехом. Выразительный, немного кокетливый и даже лукавый, полный при этом неподдельной чувственности и страсти танец, исполненный под музыкальную тему из итальянской песни «Стелла конфидента» был встречен публикой с бурным восторгом. Во время овации Вирджиния Цукки поцеловала Павла прямо на сцене, и этот небывалый случай был освящен во всех многочисленных рецензиях. Для Матильды же порыв Цукки явился подлинным проявлением той силы и смелости, к которой отчаянно и неуклонно стремилась она сама.

А теперь, накануне экзамена, она сомневалась абсолютно во всем. Что, если все пройдет не так хорошо, как должно? Что, если окажется, что балет – это не ее? Что, как бы она ни работала и как бы ни стремилась – ей не достигнуть того уровня мастерства, который был бы для нее самой приемлемым? «Хорошее должно быть лучшим», – говорил отец, и Матильда была с ним согласна.

Когда занавес, наконец, опустился, маленький зал училища все еще содрогался от аплодисментов.

Матильда отпустила руку своего партнера – Рахманова и произнесла, ни к кому определенному не обращаясь: «Жаль, что хлопают всем одинаково. Видимо, чтобы никого не обидеть. Так и не определишь, кто справился лучше».

Классная дама шикнула на нее. Всех выпускников прямо в костюмах, не дав возможности переодеться, вместе с учителями и начальством собрали в репетиционном зале, который соединялся со школьным театром длинным широким коридором.

Именно по этому коридору вот-вот должны были медленно пройти Император с супругой и сыном, четыре брата Государя с женами и множество Великих Князей с супругами и детьми.

Так Матильда увидела Наследника впервые.

Потом она рассказывала, как Государь, войдя в зал, сразу, когда к нему только еще собирались подвести лучших воспитанниц школы, произнес громко и требовательно: «А где же Кшесинская?» И как засуетились классные дамы, отыскивая ее, скромно стоящую в углу.

Так она меняла свою реальность по собственному усмотрению: большая ли разница – самостоятельно ли выделил ее Император, или она с товарками первыми решились набраться смелости и пригласить Государя за свой стол?

«Я была ошеломлена такой неожиданной честью», – так говорила Матильда сначала, описывая их встречу родным. Спустя какое-то время, этот миг в ее сознании обрастал все большими и большими подробностями, в которые она сама совершенно искренне начинала верить.

«Я влюбилась в Наследника с первого взгляда», – горячо утверждала она по прошествии времени. И так искренне верила своим же словам, что у нее даже не возникало мысли о том, что это могло быть не так.

Спустя еще какое-то время она уже верила, что Государь лично протянул ей руку со словами: «Будьте украшением и славой нашего балета!»

Будьте украшением и славой нашего балета. Было ли это сказано Императором Александром, выдумала ли это сама Матильда – так или иначе, на том выпускном экзамене она обрела много больше, нежели образование и переход во взрослую жизнь: теперь у нее была четкая задача. Миссия.