Читать книгу "Что сказал покойник - Иоанна Хмелевская"

Вытаращив глаза, смотрела я на то, что творится вокруг. А тот мужчина, что направлялся ко мне, вдруг остановился, сделал еще два шага, путь перед ним расчистился (большинство игроков уже сидели под столами), он еще постоял немного, потом колени его подогнулись, и он рухнул головой вперед прямо к моим ногам. И в такой неудобной позе он свалился, что я, хоть и остолбенелая, но побуждаемая чисто человеческим состраданием, наклонилась к нему и попыталась передвинуть его голову с ножки стола на мою сетку, набитую бумагой, следовательно, мягкую. А он, судорожно хватая воздух ртом, явно пытался что-то сказать.

– Ecoutez, – прохрипел он, из чего я сделала вывод, что раненый намерен говорить по-французски.

– Ладно, ладно, – успокаивала я его. – Тихо, не надо говорить…

– Слушай, – с усилием повторил он и продолжал, задыхаясь и останавливаясь после каждого слова – Все… сложено… сто сорок восемь… от семи… тысяча двести два… от «Б»… как Бернард… два с половиной метра… до центра… вход… закрыт… взрывом… повтори…

Все это он выдавил из себя как одну непрерывную фразу, и я не сразу поняла, что последнее слово относится ко мне. Это его очень рассердило.

– Repetez, – простонал он с таким отчаянием, что чуть было тут же не окочурился.

Память у меня всегда была хорошая, повторить нетрудно, тем более что нехорошо препираться с умирающим, и я повторила:

– Все сложено сто восемь от семи, тысяча двести два от «Б», как Бернард, вход закрыт взрывом, два с половиной метра до центра.

Я немного переставила слова, это его опять рассердило, и он начал повторять фразу сначала, через каждое слово заклиная меня хорошенько все запомнить. И совершенно излишне, я была уверена, что до конца дней своих не забуду всего, что тут происходит. Тем не менее я покорно повторяла за ним каждое слово.

– Связь… торговец рыбой… Диего… па дри… – добавил он и покинул сей бренный мир.

Я не знала, что такое «па дри», да и вообще не поняла ни слова из того, что он говорил, то есть слова-то сами по себе были понятны, но что все это означало? Смутно я сознавала, что мне доверена какая-то важная тайна. А важные тайны отличаются тем, что неизвестно для чего они существуют.

Занятая умирающим, я не следила за развитием событий в зале. Теперь же, подняв голову, увидела, как в ту самую дверь, в которую вошел покойный, ворвался какой-то человек с револьвером в руке и бросился к трупу.

– Умер? – крикнул он мне, хотя и дураку было ясно, что тот умер. Впрочем, вновь прибывший не ждал моего ответа, а сразу же накинулся на меня, для разнообразия по-английски – Он говорил с тобой? Что сказал? Отвечай! – И с этими словами ткнул своей пушкой прямо мне в печень. Мне это очень не понравилось. Я вообще не выношу, когда меня вынуждают силой что-то делать, а моя печень и без того доставляет мне неприятности. Так что подобные манипуляции с ней совершенно излишни. Вот почему я ответила только одним польским словом – коротким и выразительным. Но даже если бы и хотела, я ничего не смогла бы ему объяснить, потому что он вдруг резко изменил свои намерения, схватил меня и поволок к той двери, из которой появился. Я едва успела прихватить свою сумку и сетку.

Сначала я попыталась вырваться, но тут же отказалась от этих попыток, увидев за дверью полицейского в форме. Остаток здравого смысла подсказал мне, что в моем положении самое лучшее – перейти на сторону полиции, и чем скорее – тем лучше. Я рванулась к представителю власти, пробилась сквозь толпу и оказалась по ту сторону двери. Мой преследователь, к моему удивлению, не препятствовал мне, но и не выпускал меня из рук.

– Мне нужно поговорить с вами! – громко крикнула я полицейскому, вырываясь из рук вцепившегося в меня негодяя. Негодяй как-то слишком легко выпустил меня. Полицейский смотрел не на меня, а на что-то за моей спиной.

– Конечно, конечно, только давайте уйдем отсюда, – сказал он как-то рассеянно.

Я оглянулась и увидела целый табун ворвавшихся в притон полицейских. В это время избранный мной блюститель порядка резко повернул меня опять спиной к двери и закрыл мне лицо чем-то вроде мягкой рукавицы. Я хотела сдернуть ее, но негодяй схватил меня за руки, а тут еще сумка и сетка! Я ощутила приторный запах, сразу напомнивший мне больницу.

«Наркоз! – пронеслось в голове. – Только не дышать!»– И, видимо, вдохнула.

Случается, что человек проснется в своем доме, в своей кровати, и все-таки в первую минуту не понимает, где находится. Что же говорить человеку, который после наркоза просыпается в таком месте, которое не знает, как и назвать.

Было мне мягко, ничего не скажу. И это было моим первым ощущением. Вторым – что мне как-то нехорошо, и тут же появилась мысль о минеральной воде. Впрочем, мысль какая-то смутная, абстрактная, потом она воплотилась в образ искрометного пенящегося ручейка, навязчивый звук, действующий на нервы. Я открыла глаза.

Надо мной был белый низкий потолок в форме полусферы, очень странный, впрочем, может, это был вовсе и не потолок? Бессмысленно пялилась я на него некоторое время, потом решилась посмотреть по сторонам.

То, что было справа, я сочла, после некоторых размышлений, спинкой дивана, обитого черной кожей, из тех, которые в Копенгагене стоят от пяти тысяч и выше. Такая дорогая спинка вполне меня устраивала, и я посмотрела в другую сторону. Мне пришлось смотреть довольно долго, так как то, что я увидела, никак не вязалось с потолком. Столики, кресла, ковер и прочие предметы должны были находиться в нормальном помещении, а не в бочке с полукруглым потолком. Зато ему вполне соответствовали окна в слегка выгнутой стене, длинный ряд маленьких окошечек, которые как-то очень хорошо сочетались с навязчиво-монотонным шумом. По другую сторону помещения, над моим диваном, тоже окошечки. Ничего не поделаешь, приходится примириться с фактом, что я нахожусь в самолете. И что этот самолет летит.

Мой характер не позволял мне долее оставаться в бездействии. Я опробовала все части своего тела, сначала осторожно, потом смелее; все действовало, неприятное ощущение внутри меня постепенно уменьшилось, я слезла с дивана (который действительно оказался диваном, обитым черной кожей), переместилась в кресло и глянула в окно.

Я увидела пространство настолько огромное, что испугалась, уж не в космосе ли я нахожусь, но тут же успокоилась, вспомнив, что в космосе должно быть темно, мое же пространство было наполнено светом. Вскоре мне удалось различить в нем отдельные элементы. Надо мной было безграничное небо, подо мной столь же безграничная водная гладь. Между ними просматривался горизонт.

Постепенно я пришла в себя как физически, так и умственно. Теперь я осмотрелась уже более внимательно и обнаружила на диване свое пальто, а возле дивана шляпу, сумку и сетку. Парик по-прежнему находился на голове. Я была босиком, вернее, в колготках, а сапоги стояли по другую сторону дивана. Все было на месте, материального ущерба мне не причинили.

Мысль о материальном ущербе заставила меня осмотреть сумку и сетку. Обе они были набиты деньгами.