Читать книгу "Анна Ахматова. Листки из дневника. Проза. Письма - Анна Ахматова"

Сохрани мою речь за привкус несчастья и дыма… За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда…

«Мужество» – стихотворение на все времена. Оно и сегодня, на исходе двадцатого века, звучит ничуть не менее современно, чем в 1942 году:

Мы знаем, что ныне лежит на весах И что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах, И мужество нас не покинет. Не страшно под пулями мертвыми лечь, Не горько остаться без крова, – И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово. Свободным и чистым тебя пронесем И внукам дадим, и от плена спасем Навеки!

У читателей может возникнуть вопрос: почему в периоды относительного житейского спокойствия, например, во второй половине 20-х годов в Ленинграде, Ахматова писала сравнительно мало стихов, а вот в ташкентской нищете, внимая отзвукам войны, она писала столь щедро и безоглядно? Ответ на этот вопрос мы можем найти у того же О. Мандельштама, в его словах, которые сохранила для потомков Э. Г. Герштейн. Вот как определил Мандельштам уникальность поэтического склада Ахматовой: «Она – плотоядная чайка: где исторические события, там слышится голос Ахматовой, и события – только гребень, верх волны: война, революция. Ровная и глубокая полоса жизни у нее стихов не дает, это сказывается, как боязнь самоповторения, как лишнее истощение в течение паузы»[7].

* * *

Время Ахматовой не закончилось с ее последним земным вздохом. Вот уже 50 лет ее поэзия существует сама по себе, без творца, и это победное шествие не закончено. Исполнилось пророчество Мандельштама: поэзия Анны Ахматовой стала «одним из символов величия России».

В своем героическом поединке с тоталитарным режимом Анна Ахматова знала не только победы – она испила до дна и «горчайшую чашу» позора, знала минуты слабостей человеческих. Скрывать это от читателей – значит приукрашивать биографию, не говорить всей правды. А правда, между тем, нисколько не умаляет поэтического подвига, совершенного Анной Ахматовой. Она лишь по-человечески приближает к нам поэта, но не может умалить главное –

Холодное, чистое, легкое пламя Победы моей над судьбой.

* * *

Мне вспоминается ночь с 23 на 24 июня 1989 года. Поздно вечером я с моими друзьями приехал на электричке в Комарово и пешком пришел к могиле Ахматовой. Она вся была заткана ковром пламенеющих тюльпанов, тускло освещаемых десятками свечей. Я поставил в изножии креста свечу в лампадке, привезенной из слепневского дома. Черный томик стихов лежал, раскрытый тут же, на могиле. На первой странице черными чернилами было написано:

За меня не будете в ответе, Можете пока спокойно спать. Сила – право, только ваши дети За меня вас будут проклинать.

Мы разожгли костерок невдали от кладбища, соблюдая обычай древней Ивановой ночи. Через огонь мы не прыгали, но он исправно обогревал нас всю эту летучую белую ночь. На рассвете мы пошли к Щучьему озеру, чтобы искупаться на зорьке. Веяло прохладцей, туман плыл низко над озерными водами. По береговой тропе к нам вышел старик в поношенных кедах, с рюкзаком за плечами, с охотничьим ножом за поясом. «Откуда вы, дедушка?» – спросили мы его. «Издалека, – ответил он, – из Сибири. Да нас тут много – поглядите, вон костерки жгут, греются». Мы поглядели – по берегам озера тут и там дымили невысокие костры. «А зачем вы приехали сюда?» – спросил я. «Как это зачем, – удивился старик, – надо нашу Аннушку помянуть. Ведь она всю жизнь за правду стояла, как же не приехать, не помянуть…» Я понял, что это съехались, сошлись со всех концов Руси для поминания Анны Ахматовой в ее столетнюю годовщину, ревнители старой веры. И вспомнились ее стихи, написанные в 1937 году:

Я знаю, с места не сдвинуться Под тяжестью Виевых век. О, если бы вдруг откинуться В какой-то семнадцатый век. С душистою веткой березовой Под Троицу в церкви стоять, С боярынею Морозовой Сладимый медок попивать, А после на дровнях в сумерки В навозном снегу тонуть… Какой сумасшедший Суриков Мой последний напишет путь?

Тогда я понял, что времена Анны Ахматовой имеют и еще одно измерение – они тайно живут в неистребимой душе народа, с которым она породнилась навеки великим русским словом.

Сборник, который предлагается вниманию читателей, объединяет произведения разных жанров: «Поэму без героя» (в двух редакциях), Прозу о Поэме, мемуарные очерки, исследовательские работы о Пушкине, письма. Возникает вопрос: а что объединяет, роднит все эти столь разножанровые произведения?

Что позволяет безоговорочно решить: да, все это создано рукой и сердцем одного человека, владеющего единым творческим методом. В основе всего, о чем бы ни писала Анна Ахматова, лежит

Души высокая свобода, Что дружбою наречена.

В основе творческого метода поэта два главных источника, из которых она черпает свое вдохновение: любовь и дружба. Любовь для нее – «творческий метод проникновения в человека», «последняя свобода»:

Дыши последней свободой, Оттого, что это любовь

Однако интересно, что эти традиционные для любого поэта понятия – любовь и дружба – объединяются у Анны Ахматовой третьим и, быть может, важнейшим: свобода.

И в этом смысле Анна Ахматова, конечно, наиболее достойная наследница и продолжательница гуманистических традиций Пушкина. Все ее творчество можно объединить под эпиграфом пушкинского «Послания в Сибирь»:

Во глубине сибирских руд Храните гордое терпенье, Не пропадет ваш скорбный труд И дум высокое стремленье.

Несчастью верная сестра, Надежда в мрачном подземелье Разбудит бодрость и веселье, Придет желанная пора:

Любовь и дружество до вас Дойдут сквозь мрачные затворы, Как в ваши каторжные норы Доходит мой свободный глас.

Оковы тяжкие падут, Темницы рухнут – и свобода Вас примет радостно у входа, И братья меч вам отдадут.

«Любовь и дружество» – вот две важнейших составляющих творческого метода поэта.

Недаром в «Посвящении» к «Реквиему» Ахматова не только в кавычках упоминает «каторжные норы», но, как Пушкин к своим сосланным на каторгу товарищам, она обращается к своим сосланным на каторгу подругам. «Посвящение» к «Реквиему» – это ее, Анны Ахматовой, «Послание в Сибирь»: