Читать книгу "Отара уходит на ветер. Повесть - Алексей Леснянский"

— Может, это вообще другой клин, — заметил я. — Чё клиньев на свете мало?

— Ни фига, это прошлогодний клин, — упёрся Лёха. — Просто вашенские шмаляют по журавлям почём зря.

— Типа, вашенские не шмаляют, — вступился я за городских.

— Нашенские — по зайцам да по лисам, сено накидывай давай, — зло произнёс Лёха, и я понял, что беседа окончена.

Разговоры людей, живущих и работающих в степи, как правило, носят прикладной характер. Однако как много могли бы почерпнуть для себя поэты, любящие степь в отдалении, если бы послушали препирательства бывалых чабанов о том, где надо пасти скот. Перо рафинированных рифмоплётов онемело бы от живости и сочности языка пастырей, от обилия тех художественных средств, которые идут в ход, когда, например, Лёнчик доказывает Петрухе, что пастьба за Бездонкой — скоту на погибель, курам на смех и хозяину на фиг. И даже запестрят в воздухе «калории», «продуктивности», «белково-углеводные балансы» — пусть и не к месту употреблённые, но такие вкусные, что хоть со сметаной макай. Если перед спором мужики выпьют, то можно не только записывать за ними, но и снимать их. Бурьян в двухстах метрах от Волчьей пади очень бы удивился, если бы узнал, что он что-то вроде прекрасной дамы, из-за которой Лёнчик разодрался с Петрухой.

При этом пастухов надо именно подслушать, не показываясь им на глаза. Пугливый они народ. Зайдёте в лобовую атаку с камерой, диктофоном, записной книжкой, и мужики заблеют, замычат что-то невнятное под стать своим питомцам, но, скорей всего, вообще замолчат. Желание у них будет одно: удрать от вас за тридевять земель. Сразу явятся какие-то непоеные телята, сбитая спина кобылы, которую надо срочно подлечить, совхозный зерноток, на который необходимо сию минуту ехать за отрубями, так как на смене кум-сват-брат, он не обидит, отпустит, как для сэбэ.

В общем, никакая степь не широкая, не бескрайняя и подобное. Она разная. Это универсальное определение даёт ей право быть крайней и бескрайней, как тёща, осенней и весенней, как воинский призыв, ветреной и постоянной, как девушка, тоскливой и весёлой, как уж придётся.

2

Разгар июля. Ни ветерка. Пекло. Два юных всадника — хакас и русский — наискосок пересекали так-себе-озерцо с буйными зарослями камыша. Их кони по-хозяйски вспенивали воду и разрезали высокую траву, создавая сильный шум. Парни двигались спина в спину. По уверенности и безбоязненности, — с которыми они косились на недовольных рыбаков, — можно было сказать одно: едут местные.

— Эй, потише, всю рыбу распугали! — не выдержал мужик, сидевший в надувной лодке и проверявший сеть.

— Обрыбишься! — огрызнулся хакасский паренёк. — Вы наше озеро через сито процеживаете, икре подрасти не даёте, а мы вам звук убавляй!.. Но, пш-ла-а-а!

— На пользу же Вам! — дружелюбно откликнулся русский парнишка. — Мы ж карася с камыша гоним!

Ребята выбрались на берег и остановились. Одеты они были одинаково: в джинсы, рубашки в крупную клетку, кеды и красные бейсболки с логотипом крестьянско-фермерского хозяйства «Тарпан».

В сёдлах они сидели прямо. Но хорошая осанка русского (звали его Володей Протасовым) выглядела фальшиво, потому что выставлялась напоказ. Если на парня никто не смотрел, он становился вялым, переставал контролировать себя и сгибался в рыболовный крючок, на который безбоязненно наживлялись мухи, комары и оводы. Спина хакаса Сашы Челтыгмашева была небрежно-прямой от рождения, внимания к себе привлечь не старалась, поэтому смотрелся он на своём вороном так, как и полагается кочевнику в тридесятом поколении.

— Время скока? — спросил Санька. — Поди, на связь пора выходить.

Вовка нарочито-ковбойским движением схватился за ременной чехол от телефона, выдернул мобильный, как кольт, взглянул на экран и бросил:

— Двенадцать без двадцати.

— Звякни деду, что всё норма, — попросил Санька.

— Не выйдет… Как от Лёнчика отъехали — связь пропала.

— Тогда СМСку катай и мобилу — в небо, — сказал Санька. — На высоте по любой отправка сработает.

— Ни фига, — возразил Вовка. — Мы на озёрах, — не забыл? Да и «БиЛайн» у нас.

— Рыбаков в ихней конторе, что ли, нет? — расстроился Санька. — Говорил, надо было на «Мегафон» переходить. Там по любой мужики работают. А в «БиЛайне» что? Одно бабьё! Оно специально сюда связь не проводит, чтобы мужиков под юбкой держать.

Саньке хотелось выглядеть знающим жизнь и женскую природу. А мужик, знающий жизнь и женскую природу, в его понимании, должен был вести себя цинично и пренебрежительно по отношению к жизни и прекрасному полу. Весь его вид говорил: «Плавали — знаем». Однако дальше буйков, если говорить о тех же женщинах, Санька ни разу не заплывал. А выводы о безбрежном море скопировал у не самых лучших деревенских из числа бывалых. Трепет и романтику он в себе подавлял. Чем выше поднималась в нём волна тепла и нежности в отношении знакомых ему девушек и вообще людей и событий, тем развязнее он себя вёл.

А ведь с рождения у Саньки была другая природа: мягкая, волнительная и отзывчивая. Она прорывалась и гасилась. От постоянной борьбы с собой он всегда был внутренне взлохмачен. Эта борьба зачастую порождала странные ходы мыслей и поступков и оригинальную болезненную словоохотливость.

— Сань, да с «БиЛайном» всё просто, — улыбнулся Вовка. — Не выгодно просто.

— С чего это? Кругом глянь. Рябит от рыбаков с баблом, по снастям сужу. У таких на балансе бабок — не то, что у нашего брата. Они и базарят без экономии. Со смехом, если требуется. С философией навроде той, что нам дед задвигает. С паузами, если тупят. Они могут себе позволить тупить, — прикинь? И таких мужиков взяли и лишили общения!

— Пять минут назад они тебя напрягали, — заметил Вовка.

— Так то пять минут назад! А сейчас гляжу — отличные ребята без связи сидят. Зря мы их накалили на переправе. Нахаркали в колодец, с которого можно было деду звякнуть. Надо было через раз шуметь — местами. Не у всех же «БиЛайн». Вон тот, зырь, базарит из камыша… Ёперный театр — с берегом! Насчёт ухи, что ли, консультирует? — Санька аж привстал на стременах. — Блин, тут доехать-то!

— Чё делать-то будем? — перебил Вовка.

— Судьбу накалывать, чё. Главно, повыше мобилу кидай. Так, чтоб она в небе прописалась, как тётка у меня в хате. — Санька вперился в сторону деревни Аршаново и процедил: «В смысле — временно. А то б я давно уже из дома навинтил — всю кровь свернула».

— Ну, подкину, а потом запчасти по земле собирай.

— У тебя ж «Samsung», даже если шмякнется, — осклабился Санька. — Степная модель, такой хрен чё сбудется.

— А давай ты со своей мобилы, — предложил Вовка.

— Ага — щас! — И без того узкие азиатские глаза Саньки вдруг стали пунктирными линиями. — У тебя батя кто?.. Миллионер! У «Тарпана» такое поголовье, что это уже ни фига не поголовье. Это, извини меня, подотряд или вид — не помню, как там по биологии. А у меня батя кто?.. Лётчик! С рождения не видал. Командировка, типа. Денег не шлёт. — Cанька делано-браво улыбнулся. — А чё — за идею работает, не то, что твой.