Читать книгу "Бог-скорпион - Уильям Голдинг"

— Принц слепнет!

Прелестная-Как-Цветок заговорила отчетливо и спокойно:

— Конечно, он лжет, дорогое дитя. Стражи! Бросьте его немедленно в яму!

Солдаты расталкивали и оттесняли людей, освобождая пространство вокруг упавшего Бога и низко склонившегося над ним Лжеца. Толпа, закручиваясь воронкой, бурлила возле Слепца, ставшего для нее предметом, орущей куклой. Прелестная-Как-Цветок снова заговорила отчетливо слышимым голосом:

— Из-за его палки Бог споткнулся.

Получившие приказание стражи пробились к Слепцу. Разбросав свившийся возле него на земле клубок тел, они подняли Слепца на ноги и повели, конвоируя справа и слева. Прелестная-Как-Цветок сжала запястье Принца и, незаметно тряхнув его, проговорила, не поворачиваясь и почти не нагибаясь:

— Улыбайся.

— Он лжет. Он в самом деле лжет!

— Дурачок. Улыбайся.

Слезы обильно примешивались к улыбке Принца, пока она стаскивала его с помоста и проводила через Главные Ворота, храня, насколько возможно в сложившейся ситуации, величие и достоинство, Стражи прокладывали им путь. Другие — несли Бога. За воротами Прелестная-Как-Цветок и ее свита поспешно спихнули Принца на руки нянькам, которые тут же укрыли подальше от глаз и его самого, и его слезы. Прелестная и ее приближенные ушли тоже.

А Бога встретила во дворе процессия, как бы специально приготовленная именно к этому исходу. Группа из шестерых поддерживала носилки. Рядом стоял человек в леопардовой шкуре и еще один — если только он был человеком — с головою шакала. Распоряжался всеми высокий мужчина, по виду старец, значительно старше, чем Патриарх. Он был в длинном сплошном одеянии из белого полотна; на бритой голове блестело солнце. По-прежнему не умолкая, Лжец первым подскочил к нему:

— Ужасное происшествие, Мудрейший, — и такое ненужное, то есть ужасное, да, ужасное! Но как ты мог знать? Как ты мог догадаться, что это случится?!

Мудрейший слегка улыбнулся:

— Такая возможность существовала.

— Помни, я ни на что не претендую, совершенно ни на что!

Мудрейший глянул на него сверху вниз и благосклонно улыбнулся:

— Ну-ну, дорогой Лжец. Ты просто недооцениваешь себя.

Лжец подскочил, как если бы солдат кольнул его вдруг пикой:

— Поверь! Мне нечего больше дать!

Бог был уже на носилках. Процессия двинулась во Дворец. Провожая ее глазами, старец сказал:

— Ему нравится снова и снова слушать твои истории.

Ухватившись за край его одеяния, Лжец задержал Мудрейшего возле самого входа:

— Он столько раз слышал эти истории, что мог бы запомнить уже наизусть или велеть кому-нибудь изобразить их в рисунках.

— Он говорил об этом иначе вчера, — ответил Мудрейший, вполоборота глянув на юношу.

— Но я уверяю тебя: я не нужен ему, совершенно не нужен.

Развернувшись всем корпусом, Мудрейший наклонил голову и положил руку ему на плечо:

— Скажи мне, Лжец… так, из чистого интереса… почему ты стремишься избежать жизни?

Но Лжец не слушал. Его взгляд скользил мимо Мудрейшего, стремясь проникнуть в покои Дворца.

— Он сможет? Да? Сможет?

— Сможет что?

— Бежать снова. Сегодня ему помешали — и он споткнулся. Но в другой раз он сможет? Скажи!

Старец рассматривал юношу с неким глубоко профессиональным интересом.

— Не думаю, — проговорил он наконец негромко. — И даже больше того, я уверен — не сможет.

Он вошел во Дворец. А Лжец остался стоять на ступеньках, подергиваясь, дрожа, нервно поглаживая побледневшую кожу У губ.

* * *

Прелестная-Как-Цветок все выместила на Принце. С размаху съездив его по щеке в скрытом от посторонних взглядов дворцовом покое, она сполна рассчиталась за ласки, дарившиеся на глаза у толпы. И так как солнце уже садилось, Принц, хныча, пошел спать.

Так же просто распорядиться Лжецом было ей не под силу. Он подстерег ее в темном пустом коридоре и крепко схватил за запястье.

— Не давай воли рукам!

— А я не даю, — ответил он тихо. — Ты что? Не можешь думать о чем-нибудь, кроме объятий?

— После того, что ты сделал…

— Я? Мы — ты хотела сказать!

— Мне даже думать об этом невыносимо.

— А ты не думай. Ты действуй. И действуй правильно.

Ища поддержки, она бессильно к нему прижалась:

— Я так устала… я совершенно запуталась; я хочу… даже не знаю чего.

Он обнял ее, потрепал по плечу:

— Ну-ну, ладно, будет.

— Ты весь дрожишь.

— А ты думаешь, не с чего? Я в смертельной опасности. Раньше случалось бывать в переделках, но все-таки не в таких. Так что, пожалуйста, действуй. Понятно?

Она отшатнулась и выпрямилась надменно:

— Ты хочешь, чтобы я была хорошей? Ты?

— Хорошей? Нет!.. А хотя, в общем, да. Будь тем, что ты называешь хорошей. Будь очень хорошей!

— Отлично!

Она повернулась и гордым шагом направилась прочь. Но в конце коридора ее догнал шепот. Казалось, что прямо над ухом прошелестело:

— Это ведь ради меня!

Воздух был жарким, но она вздрогнула; опустила глаза, стараясь не видеть призрачных в полумраке, со стен смотревших фигур. Предосторожность излишняя: смесь голосов и музыки, которая доносилась теперь из пиршественного зала, скрадывала наверняка любой шепот. Она прошла зал насквозь и отдернула занавесь в дальнем углу. Здесь, в наглухо отгороженном, ослепительно освещенном пространстве, молча и боязливо, страшась скорых на расправу покрытых хной ладошек и крашеных ноготков, ждали ее служанки. Но в этот вечер Прелестной было решительно не до них. Безмолвная, замкнутая, сосредоточенная и целеустремленная, она позволила раздеть себя, натереть благовониями, распустить волосы по спине и сменить украшения. Потом прошла вперед и села перед зеркалом. Так, словно опустилась перед алтарем.

Зеркало, в которое смотрелась Прелестная-Как-Цветок, было поистине бесценным и, можно сказать, даже сказочным. Во-первых, оно отражало не только лицо, но и торс, весь, до талии. А наклонись она посильнее, то отразило бы даже и ноги. Только во Дворце Патриарха — и нигде больше — могло находиться такое сокровище. Не менее, чем размерами, оно изумляло и тем, что не было золотым или медным, как зеркала других женщин, если, конечно, они вообще их имели. Это зеркало было из чистого серебра и обладало способностью дать владелице лучший на свете дар: отражение, не искажавшее, но и не льстившее. Отлитые из золота крылатые богини, поддерживавшие его с обеих сторон, обнимали сияющий диск с видом столь отрешенным и равнодушным, как будто постановили ни в коем случае, даже и ненароком, не влиять на решения той, что будет в него смотреться.