Читать книгу "В сердце моря. Трагедия китобойного судна "Эссекс" - Натаниэль Филбрик"

К 1760-му нантакетцы практически уничтожили местную популяцию китов. Но это уже не имело значения: к тому моменту нантакетцы увеличили число китобойных судов и снабдили их котлами, позволявшими топить жир прямо в открытом океане. Теперь, когда не было нужды так часто возвращаться в порт, чтобы сгружать громоздкую ворвань, их суда могли уходить на более дальнее расстояние. К началу Революции в Америке нантакетцы дошли до границ Полярного круга, до западных берегов Африки, до восточных берегов Южной Америки и до Фолклендских островов на юге.

В своем выступлении перед парламентом в 1775 году британский государственный деятель Эдмунд Берк рассматривал жителей острова как основателей новой Американской породы – «новейших людей», чей успех в китобойном промысле превзошел мощь всей Европы. Живя на острове, отдаленном от материка почти так же, как Англия отдалена от Франции, нантакетцы чувствовали себя особенными и лучшими людьми, привилегированными гражданами Британии – Ральф Уолдо Эмерсон назвал их «нантакетской нацией».

Революция и война 1812 года, когда британский флот разорял суда, оказавшиеся далеко от берега, стали катастрофой для китового промысла.

К счастью, у нантакетцев было достаточно сбережений и опыта, чтоб пережить эти испытания. К 1819 году Нантакет вновь стал подниматься к былым вершинам и, когда китобойный промысел расширился до Тихого океана, даже превзошел свою былую славу. Но начало китового промысла в Тихом океане имело свой неприятный побочный эффект. Вместо рейсов, длившихся когда-то в среднем по девять месяцев, нормой стали двух- и трехлетние походы. Никогда раньше китобои Нантакета не покидали свои дома на такой срок. Давно минули те времена, когда нантакетцы с берега могли наблюдать, как мужское население острова преследует кита. Нантакет стал китобойной столицей мира, но многие островитяне никогда в своей жизни не видели живого кита.

Летом 1819 года люди все еще говорили о том времени, когда девятью годами ранее у северной оконечности острова показалась стая настоящих китов. Туда были быстро отправлены вельботы. Толпа собралась на берегу и зачарованно наблюдала, как пара китов была убита и отбуксирована в порт. Для жителей Нантакета это стало прозрением. Вот наконец-то те самые существа, о которых они столько слышали, те существа, от которых зависела сама их жизнь. Одного из китов втянули на причал, и тысячи людей, включая, вероятно, и пятилетнего Томаса Никерсона, приходили, чтоб посмотреть на него. Можно лишь представить силу любопытства нантакетцев, как они разглядывали гигантское создание, трогали его и говорили себе: «Так вот он какой».

Нантакет больше не зависел от природных ресурсов острова. Почва уже давно была истощена фермерами. Огромное племя вампаноагов чередой эпидемий сократилось до жалкой горстки, и судовладельцы вынуждены были искать людей в экипажи на материке. Киты почти полностью исчезли из местных вод. И все-таки Нантакет процветал. Как заметил один приезжий, остров стал «бесплодною отмелью, удобряемою только китовым жиром».

На протяжении всего семнадцатого века англичане Нантакета сопротивлялись попыткам основать на острове церковь. Отчасти потому, что против этого выступала женщина по имени Мэри Коффин Старбак. Ничего на острове не делалось без разрешения Мэри. Мэри Коффин и Натаниель Старбак были первой английской парой, поженившейся на острове. Это случилось в 1662 году, и тогда же был создан первый поселок для торговли с вампаноагами. Всякий раз, когда странствующий служитель церкви прибывал на Нантакет с надеждой основать приход, Мэри Старбак говорила твердое «нет». Лишь позже, в 1702 году Мэри сдалась обаятельному квакерскому миссионеру Джону Ричардсону. Выступая с речью перед теми, кто собрался в гостиной Старбаков, он сумел довести Мэри до слез. Мэри Старбак была обращена в квакерскую веру, сплав духовности и алчности, что и позволило Нантакету развиться в центр китобойного промысла.

Квакеры, или, точнее, члены Религиозного общества Друзей, полагались больше на собственный опыт ощущения Бога, так называемый «Внутренний Свет», чем на пуританские интерпретации Священного Писания. Но квакеров Нантакета, которых становилось все больше и больше, едва ли можно было назвать свободно мыслящими людьми. Во время ежегодных встреч, призванных сплотить квакерское сообщество, Друзья должны были следовать таким же строгим, как и в любом другом сообществе Новой Англии, правилам поведения. Если и были какие-то отличия, так это вера в пацифизм и сознательное отречение от показной роскоши – два нерушимых принципа, не мешавшие, впрочем, делать деньги. Квакеры острова Нантакет не строили причудливых домов и не покупали модной одежды. Деньги, полученные от китового промысла, они вновь вкладывали в китовый промысел. В результате они пережили те кризисы, которые пустили на дно расточительных предпринимателей с материка, и дети Мэри Старбак, а также их кузены по линии Мейси и Коффин, быстро основали китобойную династию Нантакета.

Нантакетцы не видели противоречий между своей религией и своим укладом. Сам Господь вручил им власть над рыбами в море. Фалек Фолджер, китобой из Нантакета, ставший впоследствии старейшиной квакерской общины, выразил это в стихах:

Создал Господь могучего кита, Тварь чудную размеров несказанных, Широк и хвост его, и тело, и глава, И силой монстр наделен необычайной.

Но повелел Господь в величии своем Нам, жалким смертным, вызывать на битву С отвагой воинской ужасное созданье, Чтоб прокормить себя, детей и жен.

И хотя на острове доминировали квакеры, осталось место и для других конфессий. К началу девятнадцатого века над городом с юга и с севера возвышались две церкви конгрегационалистов. Но все без исключения следовали одной, глубоко укоренившейся в их душах миссии – мирно жить на берегу и творить кровавый разбой в море. Миролюбивые убийцы, скромно одетые миллионеры, нантакетцы просто исполняли волю Господа.

Город, в котором жил Томас Никерсон, производил жалкое впечатление. Достаточно было прогуляться по его узким, занесенным песком улицам, чтобы понять: несмотря на величественные колокольни и случайные особняки, Нантакет далеко не Салем. «Добропорядочные жители Нантакета, кажется, не заботятся об исправности дорог или чистоте тротуаров», – замечал приезжий квакер. Дома, покрытые кровельной дранкой, выглядели непритязательно и частенько были собраны из останков судов. «Из люков получались неплохие мосты для сточных канав… доска, когда-то служившая частью кормы и сохранившая на себе название судна, могла не только стать частью забора, но и сообщить любопытствующим, куда они забрели». Вместо того чтобы называть улицы так, как для удобства налогообложения они были названы в 1798 году, нантакетцы говорили «улица Элиша Банкера» или «улица Капитана Митчела». «Горожане жили вместе как одна большая семья, – писал нантакетец Уолтер Фолджер, совладелец “Эссекса”, – не в одном доме, но в дружбе. Они знали не только своих ближайших соседей, а буквально каждого в городе. Если вам кто-нибудь был нужен, вы могли остановить на улице любого, и он провел бы вас по нужному адресу, рассказал бы во всех мыслимых и немыслимых подробностях и чем занимается тот, кого вы ищете, и как идут у него дела».