Читать книгу "Пираты - Селия Рис"

— Наверху, — коротко ответила Мэри, разливая по стаканам ром из большой бутыли.

Закончив, она подняла голову и бросила настороженный взгляд поверх моего плеча. Я покосилась в ту же сторону и увидела за угловым столиком отца Уильяма, Джейка Дэвиса, в компании незнакомого мужчины. На столе между ними стояла почти опустевшая бутылка. Оба были пьяны.

— Не ожидала, что он так скоро вернется, — сказала я, понизив голос.

— Мы тоже не ожидали, — шмыгнула носом кормилица, утершись тыльной стороной ладони. — Еще позавчера заявился и с тех пор не просыхает.

Уильям унаследовал от матери черные волосы, темно-карие глаза, ее природную живость и смешливость. Но сегодня ей было не до смеха. Низко повязанный платок не мог до конца скрыть свежую ссадину на лбу; под глазом красовался синяк, а глаз заплыл и превратился в крошечную щелку; вся левая сторона лица опухла. Заметив жалость и сочувствие в моих глазах, Мэри криво усмехнулась и тут же сморщилась от боли.

— Это он мне показывал, кто в доме хозяин, — пояснила она, выставляя наполненные стаканы на поднос. — А теперь кыш отсюда, милая. Тебе здесь не место. Твой отец наверняка рассердится, если узнает, что ты была здесь.

Я поспешно взбежала на второй этаж по узкой винтовой лестнице за баром. Я очень беспокоилась за Уильяма. Джейк Дэвис имел скверную привычку регулярно избивать жену и детей. Начинал он, как правило, с Мэри, затем переходил к Уильяму — старшему сыну, если тот пытался защитить мать и младших. Главу семейства раздражало буквально все, что говорили и делали домочадцы. Пока он находился в плавании, все шло нормально, но стоило ему вернуться домой, как их жизнь превращалась в кромешный ад. Мэри и дети помалкивали в его присутствии и вообще старались поменьше попадаться ему на глаза, но все эти ухищрения лишь пробуждали в нем еще большую ярость. Семья ни разу не видела ни пенни из его капитанского жалованья, и никто из них не пролил бы и слезинки, получив известие о том, что его судно пошло ко дну. Но Дэвису везло, и он всегда благополучно возвращался из каждого рейса, за что получил прозвище Счастливчик, хотя в порту и за его пределами он был больше известен под другим прозвищем — Черный Джейк. Все знали, как жестоко он обращается с матросами, и очень немногие отваживались наниматься в его команду.

Я нашла Уильяма в небольшой комнате, которую он делил с младшими братьями. Он укладывал свои вещи в парусиновый мешок. Я сразу обратила внимание на его матросскую форму — совсем новую и еще ни разу не стиранную. Синяя куртка и широкие парусиновые штаны были слишком велики по размеру и совершенно на нем не смотрелись. Кисти рук утопали в длиннющих рукавах, расклешенные штанины свободно болтались вокруг тощих лодыжек, худая бледная шея торчала из отложного воротника, как стебелек сельдерея. Уильям выглядел так нелепо, что я поначалу подумала, уж не собирается ли он на маскарад, позаимствовав это облачение у кого-нибудь из постояльцев.

— Извини, Нэнси, — буркнул он, когда я вошла в комнату. — Сегодня мне не до игр. Мне надо собираться.

— Собираться? Куда? — спросила я, заранее догадываясь, каким будет ответ.

Он не для маскарада наряжался. Он уходил в плавание. Пути наши расходились, и я уже тогда почувствовала, что в следующий раз, когда мы встретимся, все между нами будет по-другому, не так, как сейчас.

Ему недавно исполнилось двенадцать. Он пел чистейшим дискантом и еще ни разу не брился. Вьющиеся черные волосы до плеч и большие темные глаза в обрамлении длинных ресниц служили предметом зависти многих девиц легкого поведения, околачивавшихся в трактире. Они подтрунивали над Уильямом, сравнивая с молоком белизну его кожи, а румяные щеки с розами, точь-в-точь, как это делают сочинители баллад. Им просто нравилось, что он так легко смущается и краснеет, прямо как девушка.

Он и сейчас слегка раскраснелся, но то был отнюдь не девичий румянец. Я отчетливо видела, что Уильям в одночасье повзрослел и превратился в мужчину. Это ощущалось во всем: в его осанке, выражении лица, горделивом развороте плеч, скрещенных на груди руках, упрямо вздернутом подбородке. Он смотрел на меня почти так же, как и мои братья — чуть свысока, как будто от меня как-то не так пахнет. Что ж, может, и не так, я ведь девочка.

— Отец подыскал мне судно, — сказал Уильям. — «Амелия» капитана Томаса. Меня зачислили юнгой. Через полчаса я должен быть на борту. Мы отплываем после обеда, на ночь бросим якорь в устье у Висельника, а с утренним приливом выйдем в море.

«Амелия»… Я встречала это название в отцовских регистрах, но запамятовала, какого рода грузы она перевозила.

— Куда направляетесь? — спросила я.

— На Ямайку.

— Прямиком?

Он кивнул. Я не случайно задала этот вопрос. Мы оба знали, что любое судно, отправлявшееся в Новый Свет через Африку, может быть только невольничьим…

Наверное, мне следовало пожелать ему удачи. Попутного ветра. Легкого плавания. Что-нибудь подарить на память. Но я не сделала этого. Я повернулась и, выскочив из комнаты, сбежала вниз по лестнице. Мысль о разлуке с ним причинила мне такую боль, что на глаза внезапно навернулись слезы. Я не хотела, чтобы Уильям видел, что я плачу, и мечтала только об одном: поскорее увидеть отца. Я нашла его в конторе, на верхнем этаже здания сахарного завода.

— Возраст у парня подходящий, — сказал он, пожав плечами. — Остальное не мое дело.

— Но судно принадлежит тебе!

— Такова воля его отца, и я не вправе вмешиваться в отношения отца и сына. Как называется корабль, моя дорогая?

— «Амелия».

Мой ответ его удивил. Оттопырив нижнюю губу и зажав ее по привычке между большим и указательным пальцами, отец погрузился в раздумья.

— Что случилось? С ней что-то не так?

— С «Амелией»? Нет-нет, с ней все в порядке. Все мои суда надежны. Экономить на безопасности себе в убыток.

— А капитан Томас? Он не злой человек?

— Человек как человек, — снова пожал плечами отец. — Раньше он служил в Королевском флоте, так что дисциплина у него в команде хоть куда. Не учитель танцев, конечно, но и тираном его никак не назовешь.

— Тогда в чем же дело?

— Просто я немного озадачен выбором мистера Дэвиса. Для его сына это первое плавание все-таки. Но, полагаю, выживет твой Уильям. — Он рассмеялся. — Море — суровая школа, пусть привыкает смолоду, раз уж решил посвятить этому жизнь.

Что-то фальшивое почудилось мне в его смехе. И хотя он улыбался мне, ласково прикоснувшись к щеке, чтобы поправить выбившуюся прядь волос, я знала, что отец лжет. Не сказав больше ни слова, я выбежала из конторы и бросилась к причалу, чтобы предупредить Уильяма. «Амелия» перевозила чернокожих невольников. Я была уверена в этом.

Но я опоздала. В том месте у пирса, где она стояла, плескались холодные волны. «Амелия» уже вышла в море, воспользовавшись полуденным приливом.

Я бродила по причалу и горевала, не обращая внимания на оклики друзей и приветствия знакомых моряков. Я не могла представить себе свою жизнь без Уильяма. Опустела не только его комната в «Семи звездах»; казалось, без него опустел весь город. Его отправили в море на невольничьем корабле. Я чувствовала себя виноватой. Я должна была спасти его.