Читать книгу "Град Камен. Путешествие в Китеж - Николай Морохин"

Кибелек. Место гибели китежских богатырей

Что рассказывают о Китеже, нам тогда хотелось услышать в деревне Шадрино – именно там. Она в стороне от большой дороги, вдали, за озером. И все во Владимирском говорили: вот там живут староверы. У них даже летописцы есть о Китеже.

Конечно, можно сходить к шадринцам, но будут ли они общаться с чужими? А «Летописец» нам точно не видать – кто же вынет его для малознакомых людей?

На Шадрино нам показали короткую тропу от озера через лес. Только предупредили: запала.

Это как?

Давно, объяснили, по ней не ходят. Может, где и нехорошая она уже стала.

Тропа и правда исчезла минут через десять пути. Дальше шли по наитию, несколько раз продирались по какому-то бурелому. Но вот лес просветлел, видно было – он кончается. Только вышли мы не к самому Шадрину, а к полю. Идти через него дальше было тоже непросто – особенно в знойный июльский полдень.

Улица в Шадрине оказалась длинной и пустой.

В 70-х не было принято ожидать в каждом постороннем человеке мошенника. И люди, услышав, что интересуются «стариной», поддерживали разговор. Все посылали к Авдееву, к Алексею Николаевичу.

Он оказался дома.

Это был крепкий бородатый старик, со сломанным носом. Впечатление загадочной мощи усиливал топор – в момент нашей встречи Авдеев нес его на плече по двору.

Он усадил нас на лавку. Произнес несколько незначащих фраз, что, мол, в роду у него многое помнили, знали, только кому это теперь нужно.

Через несколько минут старик Авдеев уже вспоминал свою жизнь.

– Нос-то мне конь сломал. Ой, строптивый был. Ездил на нем Бухарин. Слышали такого?.. Мне сказали: говорить о нем нельзя. А ведь это правда: Бухарин был. Я за его конем ухаживал, я в Кремле Московском служил. И Сталина видел, честь ему отдавал, как он проходил… Бухарин – он незлой человек был: и доброе слово когда скажет, если видит, что хорошо служат… Вот так… Сейчас уж никто не понимает, что это такое – в кавалерии служить.

Распутывая нить того давнего разговора, я вспоминаю, как вышли мы на тех всадников Батыя, на тех защитников Китежа – тоже ведь на конях?

– На конях-то оно – на конях. Но ведь с конем здесь и погибнуть можно. Вы на Кибелек-то ходили?..

Град Китеж защищали три богатыря – вот так говорили старые люди. Когда взял Батый Малый Китеж, то пошел со своим войском через наши леса искать Большой Китеж. И вот когда татары стали подходить к Светлояру, тут на их пути и оказались эти богатыри. Это было почти у самого озера. А болота тут были вязкие, да и сейчас откуда и не выберешься.

И тут случилось такое: конь младшего богатыря застрял в болотце около самого ручейка Кибелек. Как ни подгоняли его богатыри, конь никак не мог вытащить ног и под своей тяжестью уходил в тину все глубже. Меньшой богатырь говорит им: «Езжайте. Все равно уж мне пропадать».

Но они его не оставили.

А враги уж совсем близко подошли. Видят, что случилось, и богатырям тут же сдаваться велят.

Но они же, богатыри, разве будут сдаваться? Прямо там, на топком месте, стали рубиться с врагами. Много полегло тут татар, Но вражья сила стала одолевать. А богатыри не сошли с того места – не хотели оставлять в такой беде младшего брата.

И в битве погибли все трое. А из того места пробил ключик – очень холодный и светлый.

С Кибелека мы вышли на разговор о Китеже. И когда Авдеев стал про него рассказывать, я ощутил то, что сентиментальные романисты XVIII века описывали как трепет. Мне показалось, что этот человек там иногда бывает.

– Китеж – красивый город. Он – под землей. Со всеми домами, церквами, с монастырями его земляные колпаки накрыли, когда хан Батый к нему подошел, взять его хотел, разграбить и сжечь. Старые люди все по приметам запомнили, где что было. И нам сказали, чтобы мы знали. Как со Владимирского к озеру идешь, тут будет низкая горка справа – это Успенский монастырь. Где часовня была на горе – так там Крестовоздвиженский монастырь. Где барский дом строить хотели, фундамент еще видать – это Рождественский монастырь внизу. А подале овраг будет – это царские ворота.

Старик Авдеев смотрел вдаль тусклыми светлыми глазами и словно видел тех всадников Батыя, те сияющие церковные купола, о которых рассказывал.

Я решил нарушить запрет: меня предупреждал отец – у старообрядцев не надо просить пить. Обидятся, откажут. А уважат – тут же на твоих глазах выбросят кружку, из которой пил чужак.

– Да что мы тут сидим на солнце, – сказал Авдеев. – В избе-то прохладней будет.

Мы вошли в горницу, и прежде, чем осмотрелись, Авдеев предложил сесть на стулья и аккуратно их развернул, чтобы мы расположились лицом к нему. Потом черпнул ковшичком из ведра где-то в сенях у нас за спиной… Нет, ковш он явно не собирался выбрасывать.

– Я вот еще вам какую историю расскажу. Вот плыл святой Макарий по Волге на камушке. Мимо Нижнего Новгорода плыл. А тут женщины стирают белье. И они стали на него пальцами показывать. Вот, мол, колдун – на камне плывет!.. Он очень на них обиделся. Какой он колдун – он святой!.. Он подплыл к берегу – вот знаете, там такая река Почайна была, сейчас уж ее нет?.. Вынул из-под себя камень, взял в руки и вдоль этой реки понес. Ну, народ ничего не понимает, что случилось. А он дошел до самого истока этой Почайны, положил там камень и говорит: «Вот вам мой камень. Он тут будет лежит. Вы о нем забудете, потеряете его. А наступит время – он зашевелится, из-под него выйдет вода и затопит город…» Слышали про такое дело? Это вот старики тут говорили.

Нет, я еще не слышал тогда эту легенду. Это потом я найду ее в старых, редких книгах. А в ту пору ее как-то и не вспоминали, и не печатали. Вот про Коромыслову башню, про куму-чародейку, про Ошару – это было на слуху.

На самый заветный вопрос: видел ли Авдеев «Летописец» – старик не насторожился, не замолчал.

– Видел, конечно. У нас дома он имелся, у дяди моего Максима. Тетрадка такая на толстой бумаге. Вот я еще маленький был – приходил к нам какой-то ученый человек, и для него дядя Максим все переписывал. Тот ему еще пятьдесят копеек заплатил. А потом пришел какой-то монашек, ночевал у нас. Взял «Летописец» переписывать – и все, больше не появлялся. Вот куда же он делся с этим «Летописцем»?..

Старик Авдеев разводит руками. А я ему не верю. Где-то он тут, «Летописец», в этой комнате, только мы его все равно не увидим.

– Нет, не найдете вы его нигде – давно уж их нет, – словно отвечает на мои мысли Авдеев и продолжает: – Времена другие, у народа интерес не к этому…

Мы встаем и собираемся уходить. Я оборачиваюсь, отставляя стул, и замираю: оказывается, все это время за моей спиной вокруг двери был целый иконостас – от пола до потолка. И Авдеев посадил нас так, чтобы мы не разглядывали образа. Да мы их и не увидели в первый момент, войдя в полумрак избы после ослепительно-яркого дня.