Читать книгу "Проклятое наследство - Татьяна Корсакова"

– Тлен и запустение, – бормотал меж тем Пилипейко, и гулкое эхо шагов его разносилось по замку. – Панели дубовые, вы только поглядите, жучок поточил! Гобелен вон от сырости почти истлел. Отчего ж гобелен не забрали?! – продолжал он возмущаться.

Август подошел к рыцарским доспехам, коснулся потускневшего шлема, стер с пальцев паутину. Тлен и запустение…

Мебель, та, которую не увезли семнадцать лет назад, была заботливо укрыта холщовыми чехлами, под которые Пилипейко не преминул заглянуть, удостовериться. Крышку клавесина, по всей видимости, никому не нужного, он поднял полным раздражения жестом, пробежался по клавишам, вырывая из деревянного нутра тихий стон. Август вздрогнул, вспоминая, как некогда клавесин этот терзали неловкие пальцы пани Вершинской. От воспоминаний сделалось немного дурно. Захотелось на воздух, прочь из замка, но не вышло. Поверенный деловито сновал из комнаты в комнату, раскрывал дверцы шкафов, выдвигал ящики комодов, бормотал что-то себе под нос, делал заметки в записной книжке, качал головой и искал что-то, искал. Август уже начал опасаться, что с этаким-то рвением Пилипейко того и гляди отыщет потайную дверь, но обошлось, к каморке, заваленной старой рухлядью, поверенный не проявил никакого интереса. Зато в кабинете Злотникова задержался надолго. Пожалуй, кабинет был единственной комнатой в доме, которая почти не подверглась разграблению, все здесь оставалось как при прежнем хозяине: и антикварное кресло, и массивный стол, на выцветшем сукне которого расцветала уродливая бурая клякса – напоминание о бесславной кончине здешнего хозяина. На кляксу Пилипейко посмотрел без страха, скорее уж с раздражением, а потом деловито сказал:

– Такую хорошую вещь испортили. Ну ничего, распоряжусь, чтобы перетянули. Станет как новенький.

– Здесь злотниковская голова лежала, – Август указал пальцем в центр кляксы, – аккурат в этом самом месте. Считаете, перетяжка поможет?

– А вы что же, прикажете антикварный стол выбросить на помойку? – Изумление Пилипейко было искренним. – Подумаешь, кровь! Мало ли где какая кровь пролилась. Так нам теперь что же, по земле не ходить?

– Отчего же не ходить? Ходите себе сколько угодно. – Август перевел взгляд на угол комнаты. С обоев отмыть кровь тоже не удалось, и бурые капли сложились в рисунок, в котором при изрядной фантазии можно было разглядеть волчью морду. Да и потолочная лепнина, утратившая позолоту, демонстрировала миру все те же удручающие кровавые следы.

– Обои мы переклеим. – Пилипейко задумчиво поскреб острый подбородок. – Потолки побелим. А вот с ковром, пожалуй, придется расстаться.

Ковер тоже был запятнан кровью, на некогда молочно-белой его основе отчетливо виднелся волчий след. Оборотень замарался в злотниковской крови. Семнадцать лет назад. Нет уже ни Злотникова, ни оборотня, а след вот он – испортил дорогой ковер.

– Или все-таки попробуем очистить? – продолжал рассуждать Пилипейко. – Уксусом или чем там еще кровь выводят?

На Августа он посмотрел почти с мольбой, так жалко ему было расставаться с персидским ковром.

– Не знаю, господин поверенный. – Мастер Берг пожал плечами. – Надо у людей порасспрашивать, может, и удастся очистить. Никто ж не пытался.

– Вот именно, никто не пытался! Столько добра целых семнадцать лет пропадало! Как посмотрю на все это, так сердце кровью обливается от такой-то бесхозяйственности.

– Но теперь-то хозяин объявился? – осторожно поинтересовался Август.

– Не хозяин, – Пилипейко раздраженно дернул подбородком, – не хозяин, а хозяева. Наследнички вдруг все как один вспомнили про Стражевой Камень. Всем сюда захотелось, хоть одним глазком взглянуть.

– На что?

– На все! Наследство-то поделили еще семнадцать лет назад, а про поместье забыли. Кому нужен замок на острове да в этакой глуши?! – сокрушался Пилипейко искренне. Было ясно, что уж он бы имуществом распорядился с умом. Разобрал бы замок по камешкам, а камешки бы продал. Отмыл бы от крови, как персидский ковер, и продал. Но наследники, кто бы они ни были, разбирать замок по камешкам не собирались, они собирались здесь поселиться. Все скопом… Кстати, любопытно было бы узнать, сколько их – этих наследников.

– А их много? – спросил Август, носком ботинка поправляя задравшийся угол ковра.

– Кого? – Пилипейко думал уже о чем-то своем, что-то прикидывал в уме, просчитывал.

– Наследников.

– Более чем достаточно.

– А вот мне думалось, что наследник должен был быть один-единственный, – сказал Август и сощурился.

– Это вы про бастарда? – Пилипейко посмотрел на него сквозь стекла очочков, недобро, надо сказать, посмотрел.

– Про мальчика, – Август кивнул. – И не бастард он вовсе, Злотников в нем сына признал вполне официально. Так отчего же наследников много, коли должен быть один?

– Нет мальчика. – Пилипейко раздраженно дернул плечом. – Прискорбное обстоятельство.

Прискорбное обстоятельство… То, о чем думать не хотелось, о чем Август старался забыть, снова вернулось в его жизнь. Да не само вернулось – он позвал, вопросами своими неудобными накликал. Снова заныло сердце, напоминая о возрасте, о потерянных, точно во сне проведенных последних семнадцати годах.

– Не скажу, что появление бастарда, – Ильку поверенный даже сейчас отказывался признавать законным сыном Злотникова, – обрадовало остальных наследников, но закон есть закон. И поступили бы тогда по закону.

– Если бы не прискорбное обстоятельство… – Август потер грудь, проверяя, а бьется ли вообще его сердце, не превратилось ли в серебро, как то, что спрятано в пещере под маяком. Сердце билось, ухало гулко, с эхом, которое болью отдавалось в висках.

– Так и есть. – Пилипейко кивнул. – Не оказалось наследника. Сначала-то его и не искал никто. Кто ж знал, что из своего заграничного вояжа господин Злотников вернется с незаконнорожденным сыном?

– Он признал мальчика, – повторил Август, прислушиваясь к эху в висках.

– Признал, да только остальных о решении своем не оповестил. Конечно, понять его можно, кто же думал, что случится этакое несчастье! Все мы, знаете ли, рассчитываем на жизнь долгую и счастливую.

Август не рассчитывал, но промолчал.

– Правда о ребенке вскрылась, лишь когда пришла пора оглашать завещание. Вот это, скажу я вам, было потрясение. Матрена Павловна, бедняжка, чуть раньше срока не родила.

– С мальчиком что? – перебил поверенного Август. Получилось грубо, но Пилипейко, увлеченный воспоминаниями о давней несправедливости, грубости этой не заметил.

– Решилось все наилучшим образом, – сказал он сухо. – То есть трагично для ребенка, но весьма оптимистично для остальных наследников. – Мальчик погиб.

Погиб мальчик… Был Илька и не стало. И в его, Августа, жизни стало одним мальчиком меньше. Скольких он уже потерял? Не хочется и вспоминать.