Читать книгу "Тайна перстня Венеры - Ольга Тарасевич"

Высокий мужчина в белой тоге с пурпурно-золотистой каймой, с лавровым венком на редких седых волосах появился из-за колонн совершенно неслышно.

«Император, – обрадовалась девочка, выглядывая из-за ларария, – так вот он какой! Я часто любовалась его женой, она такая красавица. А вот его ни разу еще не видела. Оказывается, совсем некрасивый и старый. Но что это? Что он делает? Почему он прижимает мамочку к колонне?..»

Сначала ей показалось: Клавдий избивает мать, резко толкает ее вверх, стремится раздавить своим телом о мраморный столб. Но мама только крепче обхватывает его за спину, лицо ее светится от удовольствия, с губ то и дело срывается: «Еще! Как хорошо…»

От странной картины Теренцию отвлек едва слышный звук шагов, доносившийся с колоннады. Девочка обернулась, и ее сердечко екнуло.

Она…

Диковинный цветок, сияющее солнце! Валерия Мессалина, в пурпурной пале, золотых сандалиях, украшенных разноцветными искрящимися камешками, с алой лентой в копне черных локонов, всегда вызывала у Теренции лишь одно желание. Любоваться женой императора как можно дольше. Она такая необычная, такая яркая, такая… Да даже отдыхая на ложе, с лицом, закрытым полупрозрачной накидкой, Валерия Мессалина приковывала к себе взгляд, словно богиня.

Совершенная. Непредсказуемая. Меняющаяся.

Она приближается, уже видно, как хмурятся тонкие темные брови и белоснежные зубы потухли, скрылись за красными округлыми лепестками сжатых губ.

Гроза.

Пожар.

Гнев самого Юпитера…

Чтобы не закричать от ужаса, Теренция зажала рот ладошками.

Валерия Мессалина, выглядывая из-за колонны, наблюдала за мамой и императором, и ее черные глаза, казалось, метали молнии.

– Надеюсь, теперь у нас будет мальчик.

– Дочь, – Клавдий осторожно опустил маму на пол и стал приводить в порядок свое платье, – обещает стать настоящей красавицей, как и ты. Я видел ее, когда она играла в атрии. Залюбовался, очень красива! Но я мечтаю о сыне! Британик слаб здоровьем, а жена больше не может понести. Хочу передать власть кровному наследнику.

Дочь? Мамина дочь? То есть речь идет о… Но ведь тогда выходит, что отец…

Теренция тряхнула медными кудряшками. Нет, она что-то неправильно поняла. Император – муж Валерии Мессалины, это она подарила ему двух детей – зазнайку Клавдию Октавию и совсем маленького еще Британика, бессмысленно улыбающегося любому лицу, которое он видит из своей колыбельки. Мама говорила, что Калигула выдал Валерию Мессалину замуж за Клавдия, когда ей едва минуло шестнадцать лет. Тогда над пожилым Клавдием все потешались. Старенький, он то и дело засыпал на ложе в разгар самого веселого пира. И весь Рим был в недоумении, когда именно Клавдия провозгласили императором.

Император – отец?! Он любит маму? А как же тогда Валерия Мессалина?

Теренция не помнила, сколько времени она провела, сжавшись в комок в полутемном углу зала, не заметила, когда и куда удалились из покоя взволнованные взрослые. Очнулась лишь от острого пронзительного чувства голода. Удивленно разводя ручками, она заторопилась на ту половину дворца, где ели и спали рабы, вошла в свою комнату, и…

– Теренция, беги! Беги отсюда! Иначе она доберется и до тебя тоже! Ты в опасности. Убегай, прошу тебя!

Она не послушалась слабо стонущую маму. Стояла как вкопанная, смотрела на страшную красную лужу, которая натекла из маминого живота на окровавленную тунику, на белое мамочкино лицо.

Кажется, за пределы дворца девочку тайком проводила добросердечная рабыня.

Теренция смутно помнила: ее куда-то вели, потом везли, укрыв жесткой вонючей рогожей, в тележке, запряженной осликом. Его копыта негромко цокали по дороге, протяжно скрипели несмазанные колеса. И весь мир тонул в соленом дожде слез, глаза горели так, словно бы в них щедро сыпанули раскаленных углей. Ничего не хотелось. Даже умереть, отправиться к мамочке – таких мыслей не было, вообще ни о чем не думалось. Просто текли слезы, скрипели колеса, воняла колкая рогожа…

Крестьяне, которые согласились укрыть Теренцию, жили бедно, впроголодь. Хотя ветки деревьев в их саду ломились от оливок, а коровы давали теплое жирное молоко, все это отбирали какие-то люди в блестящих звякающих доспехах. Они грузили свертки и кувшины на телеги (куда ни кинь взгляд, везде были подводы, десятки, а может, даже и сотни!) и иногда приговаривали: «Воистину, самое великое в Риме – это его аппетит». Теренции в лучшем случае доставалась полбяная лепешка или горстка фиников. Разве это еда? Живот от нее прилип к позвоночнику, а по ночам снились то сыр, то мед, то огромный кувшин с дымящимся парным молоком.

Но лишнего рта тем не менее крестьянская семья в конечном итоге терпеть не стала.

Теренции едва минуло тринадцать, когда ее привели на рынок, где стояли, лежали, двигались сотни людей: мужчин, женщин, деток. «Живой товар выглядит каким-то полудохлым, – оглянувшись по сторонам, саркастически констатировала девушка. – И я, должно быть, мало чем отличаюсь от этих скелетов, обтянутых кожей. Нет, не зря я опасалась приютивших меня крестьян. Они только прикидывались добрыми, а сами заставляли работать с утра до вечера, кормили впроголодь и в конце концов притащили на невольничий рынок. Что ж, я рада тому, что уже скоро нам предстоит расстаться. Хуже, чем в деревне, мне у новых хозяев явно не будет…»

В тот день нещадно палило солнце, хотелось пить, поэтому прикосновения ощупывающих липких рук казались особенно противными. Для работы по хозяйству требовались девушки полные, крепкие, выносливые. Те, кто выбирал рабынь на кухню, равнодушно проходили мимо. Однако для лупанария молоденькая, гибкая, стройная Теренция подошла наилучшим образом. «Худая – это хорошо, – одобрительно кивнула матрона в дорогом платье, развязывая мешочек с сестерциями. – Толстых девушек в нашем деле не жалуют, любовница – не корова…» Сначала Теренция жалела только об одном: что ее увезли в Эфес. Рим, где оставался отец, все-таки казался пусть и ненадежным, полным опасности, но домом.

Потом она благословляла тот корабль, и огромное море, и даже долгую мучительную тошноту, не покидавшую ее на протяжении всего долгого пути.

Вести из Рима пришли и смешные, и жуткие. Но кровавых событий все же произошло намного больше. Находиться в том городе теперь было бы опасно…

Да, так и надо Валерии Мессалине, распорядившейся убить мамочку. Преступнице досталось по заслугам. Императрица окончательно спятила! И это в какой-то степени объяснимо… После того когда принимаешь много мужчин, голова пустеет, словно опорожненный горшок, в ней не остается ни одной мысли. Наверное, Валерия Мессалина от своих многочисленных кавалеров вообще утратила способность соображать (еще бы, выиграть соревнования с римской проституткой. Гетера за ночь смогла принять двадцать пять мужчин, а Мессалина всех пятьдесят)! Как только Клавдий уехал из Рима в Остию, собираясь совершить приношение богам, она надумала… выйти замуж за своего любовника, заставила понтифика провести церемонию, распорядилась вынести в сад роскошное брачное ложе. Клавдий, слабохарактерный, туго соображающий, даже после такого позора хотел простить Валерию Мессалину, однако у нее было полно недоброжелателей. И ее убили, якобы по приказу императора, который на самом деле, скорее всего, помиловал бы беспутную супругу.