Читать книгу "Удар в сердце (сборник) - Николай Свечин"

Иванов только вздохнул.

– У гурийской дружины надо попросить, – подсказал Тахвердов.

Теперь настала очередь вздыхать полуротного.

– Гурийцы идут сзади в двух верстах. Времени нет их ждать.

Лыков молча козырнул и шагнул в чащобу. Первый же аршин дался ему с большим усилием. С изумлением он обнаружил, что не знает ни одного дерева из окружавших его. Самые высокие вроде бы орех… Светлые стволы – это, кажется, граб. А вон там вообще пальмы, как в книжке про Робинзона Крузо… Густой обильный подлесок затруднял видимость и очень мешал ходьбе. А хуже всего – колючка, цеплявшаяся за одежду при каждом шаге. Алексей пытался уворачиваться, подныривать под ветки, но все равно попадал на шипы. Он прошел так сто шагов и вдруг оказался на широкой тропе. Обрадованный, передернул затвор и бабахнул в невидимое отсюда небо. Затрещали за спиной ветки, затопали сотни сапог, и голова колонны выскочила из кустарника.

– Молодец, вольноопределяющийся, – сказал, задыхаясь, князь Абашидзе. – То, что надо.

Тропа вела на юг. В сторожевое охранение выдвинули пластунов, и отряд быстро зашагал вперед. Алексей вернулся в роту и первым делом перезарядился. Оказалось, что оба подсумка у него намокли, пока он вытаскивал из водоворота своих соседей. Низ сухарной сумки тоже черпнул воды. Тогда вольноопределяющийся бесцеремонно отобрал у товарищей по одному подсумку, отдав взамен промокшие. Те не противились. Понимали, что он их выручил, а может, сила парня произвела впечатление… Заимев сухие огнеприпасы, Лыков повеселел – он жаждал боя.

Но бой все отодвигался. В густом лесу мелькали тени, трещали сучья под чьими-то ногами. Уже совсем рассвело, а противник не показывался. Вчерашний гимназист устал и начал клевать носом. Вдруг он вспомнил лицо убитого солдата на берегу ручья. Это же Никитин из второго взвода! Познакомились они на марше в Озургеты. Никитин был старослужащий, независимый и с гонором. С фельдфебелем он здоровался за руку, а молодые солдаты подносили ему воду для умывания. Когда Алексей натер себе ноги и не смог идти, Никитин посмеялся над ним особенно зло. Назвал барчуком и белой костью. А ведь знал, что вольноопределяющийся из потомственных дворян! Лыков не столько обиделся, сколько удивился. Он никому не сделал зла, не требовал к себе особого отношения. И вдруг… Однако Никитина это мало интересовало. Он захотел посмеяться и посмеялся. А теперь лежит мертвый. А скоро, может быть, и другие полягут. И он, Лыков, в их числе…

От такой мысли желание сражаться у Алексея вмиг улетучилось. Как уж там? На службу не напрашивайся! Что будет, то будет, не надо провокировать судьбу.

Тут к Лыкову подошел поручик Агафонов. Он похвалил за быстро отысканную тропу и рассказал общую обстановку. Два батальона их полка пробираются через Осендальский лес. Коническая вершина, что мелькает иногда справа, – это Джиганджири. Задача отряда – выйти к реке Очхамури левее местечка Легва и там закрепиться. Штабные умники, как всегда, недооценили местность. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить. Хуже всего справа, там, где за лесом шумит прибой. Только что пришел посыльный из бокового охранения. У берега крейсируют два турецких броненосца. Поэтому идти по единственной настоящей здесь дороге, песчаной, удобной, – нельзя. Расстреляют с моря. И закрепиться по берегу Очхамури будет сложно. Судя по карте, местность там голая, болота и кое-где камни. Пушки броненосцев достанут и дотуда. Их колонна всех ближе к морю, и потому наиболее уязвима для огня корабельной артиллерии. Центральная и левая колонны как бы прикрылись александропольцами. Значит, атаковать придется быстро, ибо лишь в скорости их спасение.

– А что атаковать? – отважился спросить у офицера вольноопределяющийся. Однако тот не оскорбился и объяснил. За рекой вытянулись от гор к морю высоты со смешным названием Муха-Эстаде. Там у турок должна быть позиция. Точных данных о ней нет, разведка пока поставлена плохо. Но на пути к Батуму это первый естественный рубеж. Глупо надеяться, что турки им не воспользуются. На этих высотах, скорее всего, и предстоит отряду принять первый настоящий бой. И турки на смешной позиции Муха могут хорошо посмеяться над русскими… Пехота и артиллерия будут бить их с гребня, а корабли – с моря. И если атака захлебнется, роты начнут топтаться на месте – беда. Их загонят обратно в лес с большими потерями. Боевой дух войск зависит от исхода первого сражения. Оплошать нельзя.

Еще через час они вышли на опушку и увидели вдалеке цепь пологих лесистых холмов. Муха-Эстаде! До высот на глаз три версты, но идти придется по равнине. Справа переливалось серыми блестками море, и на нем чернели две точки. Броненосцы!

Александропольцы просидели в кустах долго. Начальство смыкало фланги, подтягивало артиллерию, потом последовала команда развести костры и пообедать. Застучали топоры. Отделенный командир куда-то сходил и принес большую банку консервов: тушеная картошка с бараньим салом. Линейцы повеселели. Они наелись горячего, запили кипятком с сухарями и развалились на шинелях отдыхать. Ожидание боя, к удивлению Лыкова, не было мучительно-томительным. Солдаты вынули карты и весело били друг другу щелбаны. Никто не сидел с бледным лицом и не молился… Но когда рядовой Брешалов выругался по матери, к нему подошел старослужащий и дал сильную затрещину. В назидание сказал:

– Тебе, может, через час перед Вышним престолом стоять! Не оскверняй.

Все посерьезнели, ненадолго затихли, но вскоре опять вернулись к картишкам. Однако за словами уже следили.

Вдруг сверху что-то засвистело, словно баловался Соловей-разбойник. Лыков задрал голову, но ничего не увидел. Свист быстро сменился шипением, а затем резким неприятным треском. В небе над опушкой раскрылись два огромных дымных цветка. Сучья в лесу принялись ломаться, как от урагана. Что-то тяжело зашлепало вокруг, будто град… И лишь через секунду Алексей догадался, что их обстреляли шрапнелью. Разрывы стаканов ударили левее, далеко от их взвода. Даже не было страшно. Батальоны затушили костры, чтобы не давать броненосцам ориентиров. Но те и сами решили не переводить снаряды зря и больше не стреляли.

Около полудня вперед пошли охотники. Они рассыпались в жидкую цепь. Сначала солдаты перебегали от валуна к валуну, от дерева к дереву. Но никто по ним не стрелял, и они осмелели. Довольно быстро цепь прошла две трети поляны, и тогда высоты сразу окутались черным пороховым дымом. Турки с гребня Муха-Эстаде открыли густой ружейно-артиллерийский огонь. Броненосцы молчали, ждали атаки главных сил. Охотники залегли. Опять подошел полуротный и стал объяснять:

– Там река и высокий левый берег. Люди должны выяснить броды, тропы и проходы в скалах. Где пушки стоят, где пехота гуще, а где меньше… Сегодня атаки уже не будет, охотники едва успеют провести разведку.

– Мы ночуем здесь? – догадался Лыков.

– Да. Ростом Николаевич[5] нас пока не собирал, но по уму… Вечером, когда охотники вернутся, составят диспозицию боя. Утром будем атаковать. А сегодня больше не бойтесь, Лыков! Для вас ничего опасного уже не случится.