Читать книгу "Арабская принцесса - Таня Валько"

Дорота после начального восхищения бутузом сосредотачивается на изнуренной дочери.

– Мама…

– Не знаю, кто тебе нарассказывал глупостей, что роды – это что-то прекрасное и лучше всего рожать естественным путем, – не дает себя прервать она. – Идиотизм! Какой современный и хороший гинеколог все еще будет рассказывать небылицы на тему вреда медикаментов?! Доктора часто уговаривают женщин, чтобы те испытывали природную боль при родах. Но эти чудные советчики преимущественно мужчины, которые о чувствах женщины, дающей жизнь ребенку, не имеют ни малейшего понятия. Но ты ведь была под опекой прекрасного доктора Сингх? Это она тебя убедила? Не могу в это поверить!

Дорота пыхтит после произнесенной тирады.

– Это было решение мое и Хамида, – говорит Марыся по-английски и настолько громко, что муж обращает внимание на ее слова. – У тебя, мама, трое детей, и ты твердишь, что роды – это пакость и ужас?! Ну, знаешь! Не ожидала от тебя!

– Да, роды и смерть Господу Богу не удались. И никто не изменит моего мнения.

Над этими словами Хамид задумывается и согласно кивает головой.

– Все, что связано с огромной, невообразимой болью, не вызывает у меня радости. Как первый шаг человека в жизнь, так и последний – ужасны. Смотри, какая Надя замордованная! Только спит! Была ли ты счастлива, чувствуя спазмы, разрывающие тебе живот и поясницу? Пожалуй, нет, потому что все же вышла из той ванны с гидромассажем, перестала кататься на надутых мячах и вдыхать благовония, слушать расслабляющую музыку и попросила обезболивающее. Могла бы себя освободить от двух часов мучений и сделать это сразу.

– Хорошеньких двух часов! – не выдерживает Хамид. – Пожалуй, все двенадцать, если не больше.

Марыся, нервничая, ломает пальцы.

– К сожалению, я была вынуждена принять такое решение, потому что, черт возьми, не могла ее вытолкать, а воды были уже зеленые…

– Что?!

Мать и сестра на пару таращат глаза.

– Направили меня кесарить, но дали двойную дозу провокации. Это был последний шанс.

– Зеленые воды?! – верещит Дорота буквально как сумасшедшая. – Дарья, прогугли это быстро, я тебя прошу! Черт возьми, ведь ребенок должен плакать и есть, есть и писать, плакать и делать кучки, и еще раз есть, и так по кругу. А она чрезвычайно спокойна!

Хамид подхватывается. Лукаш топчется на месте, не понимая, что предпринять. А сумасшедшая бабка начинает разворачивать пеленки новорожденной. Только и ждущая сигнала медсестра подскакивает и двумя ловкими движениями убирает новорожденную. Разбуженная Надя начинает попискивать, с каждым разом все громче и громче, пока не заходится в судорожных всхлипываниях. У всех через минуту в ушах лопаются барабанные перепонки.

– Зеленые околоплодные воды могут говорить о кислородном голодании ребенка или о том, что он сделал первую кучку, так называемую смолку, – перекрикивает Дарья, читая информацию из Интернета.

– Так, собственно, мне и говорили. Попросту обделалась от усилий и от страха. К сожалению, мне в какой-то кретинской панике не дали права голоса.

Марыся почти плачет. Она ведь сама очень обеспокоена цветом вод и здоровьем ребенка.

– В конце концов, кто бы меня слушал! – наконец вскрикивает она жалобно.

– Ты уже кормила маленькую?

Дорота ни на что не обращает внимания. От возбуждения ее зрачки расширились настолько, что почти закрывают голубую радужку.

– Мама, ты что-то принимала? – Марыся внимательно к ней присматривается.

Медсестра берет новорожденную. Одной рукой – под голову, другой – под попу и подносит крошку к полусидящей Марысе. Молодая мама не знает, как должна принять дитя. Но в конечном итоге Надя оказывается у нее на руке, и головка ее опасно запрокидывается.

– Оставьте в покое мою несчастную внучку! – подскакивает Дорота, как тигрица, бедром отстраняет филиппинку и быстро хватает малютку. – Вы что, хотите ей шею скрутить?!

Она выкрикивает дрожащим голосом и выглядит так, будто сейчас выскочит из кожи. Быстро берет цветную квадратную тетровую пеленку, складывает ее пополам, заворачивает новорожденную в тугой сверточек.

– Сейчас можешь ее даже подбросить, – говорит она, тяжело дыша. – Накорми же ее в конце концов!

Хамид с Лукашем понимающе смотрят друг на друга и выходят в красивую гостиную.

– Ну и что? Прилагается такая комната.

Хамид едва улыбается, радуясь, что поляк оказался тактичным и покинул помещение, когда жена обнажила грудь. Лукаш все понимает и вполне в состоянии принять, ведь в конце концов он не отец Марыси, а отчим. Пожалуй, даже в европейских реалиях это было бы неловко. А тут, в Саудовской Аравии, совершенно невозможно, чтобы мужчина не из семьи смотрел на наготу арабки. «Ух, – тяжело вздыхает Хамид, потирая лоб. – Быть отцом, наверное, нелегко. Это какое-то сумасшествие, которое охватило всех. Это невозможно выдержать».

– Дорота в последнее время очень нервная, – словно читая мысли саудовца, Лукаш оправдывает жену и старается все объяснить.

– Она всегда была очень чувствительная и ранимая: женщина пережила ужасные испытания… – грустно говорит он. – Но после возвращения из Ливии, после месяцев арабской революции, в самой гуще борьбы, стало еще хуже. Тяжело на это смотреть. Я иногда не знаю, что делать, – жалуется он.

– Я знаю: она имела несчастье быть в неудачном браке. У нее отобрали детей, за которых позже пришлось бороться. Понимаю также, что поэтому она так ненавидит арабов. Она нарвалась на бракованный экземпляр, – упрощает дело Хамид.

– Но ведь злые люди встречаются везде, во всем мире! Я читал о том, что в Швейцарии один отец два года держал в подвале несовершеннолетнюю дочь и приставал к ней. Множество поляков или русских пьют и бьют свои семьи, не говоря уже о изнасилованиях детей. В Чехии один парень вначале позабавился со своей шестилетней дочкой, а когда дело предали огласке, утопил ее в озере. Чудовищно замучил жену, а потом повесился сам, – рассказывает он прочитанную и потрясшую его историю.

– Таких примеров множество, – соглашается Лукаш. – Когда случается трагедия, у человека есть шанс из этого как-то выбраться. Но Дорота пережила ад многократно, сотни несчастий ее постигли. Это тяжесть, которую невозможно поднять в одиночку! Когда мы встретились в пустыне, она, собственно, бежала из своей ссылки в Сахару, где ее удерживали в бедуинском селении два года и использовали как рабыню. А под конец хотели выдать замуж за умственно отсталого пастуха.

– Я не знал, – саудовец внимательно смотрит в голубые глаза собеседника. – Мириам не много рассказывает о своих испытаниях и о семье. А если она не хочет, то я и не настаиваю. Это все из-за ее отца?

– К сожалению, да. Это он забрал у матери дочерей. Потом, стараясь избавиться от нее, вывез к своей далекой родне в пустыню. Он был араб… – слишком поздно сообразил Лукаш, прикусывая язык.