Читать книгу "Самовар, разлив, граната. Гид по неприятностям - Эдуард Веркин"

– Мне кажется, это какая-то патология, – заметил Жмуркин. – Генка, в твоём роду не было серийных убийц?

– Нет, кажется… – растерянно помотал головой Генка. – Я просто не знал…

– Мы всё не знали. – Жмуркин кивнул на экран. – Но теперь всё так счастливо открылось.

– Он же биолог, – напомнил Витька. – Может, это курсовая? Вроде как «Влияние поголовья клеща на удои средней полосы». Даты на фотках свежие, на той неделе снято.

Жмуркин поглядел на Витьку с интересом.

– Хорошая версия, – согласился Жмуркин. – Но мне кажется, что этому Герасиму просто нравится фоткать клещей. Геннадий, твоего брата пора серьёзно обследовать на предмет.

Жмуркин скорчил страшное лицо.

– Вот ты это сам ему и скажи, – надулся Генка.

Жмуркин нажал кнопку на камере. На экране телевизора возникла белка. Белка сидела на ветке и с интересом смотрела в объектив.

– Белочка… – улыбнулся Витька.

– Марина – клещ – белка, – тут же выстроил цепочку Жмуркин. – Что бы это значило?

– Да ничего. – Генка приблизился к Жмуркину. – Нечего выискивать никаких смыслов. Просто белочка. С дерева слезла, Герасим сфоткал…

Генка попытался отобрать камеру у Жмуркина, но тот её из рук не выпускал, Генка потянул посильнее.

Фотография на экране телевизора сменилась.

– Ого! – произнёс Жмуркин.

Это был снимок старой деревни. Заброшенная, заросшая травой, с покосившимися пустыми домами, с высохшими и одичавшими деревьями. Один дом был больше других, сильнее, он словно не проваливался в землю, как остальные, а вырастал из неё.

– Интересное местечко, – сказал Генка. – Выглядит… Мрачно, если честно.

– Дом колдуна, – зачем-то сказал Витька.

Жмуркин стал листать снимки дальше. Герасим бродил по деревне и фотографировал дома. Несколько раз снял большой дом, потом переключился на другие. К фотографированию у Герасима имелся явный талант – брошенные дома получались выразительно, фактурно, цепляли. На самом краю деревни Герасим остановился и сделал несколько кадров брошенного дома, отличавшегося удивительными резными наличниками, на которых ещё сохранилась кое-где синяя краска.

– Интересные наличники, – заметил Жмуркин. – Нехарактерные для наших мест, обычно такие южнее…

Наличники заинтересовали и Герасима, мимо он не прошёл, сфотографировал их в разных ракурсах. И сам дом тоже сфотографировал поближе.

Дверь дома была распахнута, порог подломился, Герасим, видимо, не удержался и вошёл внутрь – следующий кадр был сделан уже в доме.

Комната с проваленным полом, опрокинутый стол, куча хлама в углу, стены со странными круглыми подпалинами.

Пень. Пень Герасим сфотографировал уже на воздухе, понятно почему – на пне выставились совершенно сказочные сморчки.

– Всё почти. – Жмуркин поглядел в монитор камеры. – Последний кадр остался. Сейчас…

На последнем кадре был запечатлён панорамный вид мёртвой деревни и ржавый указатель с названием.

Жмуркин подбежал к экрану и, сощурившись, прочитал:

– Ежовка. Ежовка, значит. Вот и прекрасно!

– Что прекрасно? – спросил Генка.

А Витька заметил, как глаза Жмуркина блеснули целеустремлённостью. Что всегда свидетельствовало лишь об одном – у Жмуркина появилась идея.

ИДЕЯ.

– Сначала скажите мне спасибо, – потребовал Жмуркин.

– Это ещё с какого перепугу?

– С такого, что среди вас я – самый умный. Нет, не так, не самый умный, а единственно умный, так точнее. Ведь только я заметил.

– Что ты заметил? – Генка уставился в экран. – Что деревня Ежовкой называется?

– Это тоже, но главное другое. Смотрите.

Жмуркин вернулся на несколько кадров назад, к фото, на котором были запечатлены комната и мусор.

– Вот, – сказал Жмуркин торжеству-юще.

Витька и Генка уставились в экран. Витька ничего не видел – ну, пол, ну, мусор, окна, свет падает сбоку.

– Если честно… – Генка почесал подбородок. – Если честно, я что-то тут…

Жмуркин презрительно фыркнул.

– Я тоже ничего, – поддержал Витька. – Ничего не вижу особенного.

– Неудивительно, – сказал Жмуркин. – Вы вообще ничего не видите.

– Ладно, Жмуркин, не тяни, – сказал Генка. – Что такого на этом снимке потрясающего?

– А вот что!

Жмуркин увеличил кадр. Фотоаппарат у Герасима был неплохим, и при приближении изображение пикселями не поплыло. Теперь на весь экран красовалась куча старого барахла, Витька опознал вывернутый чемодан, кривую лампу, небольшую квадратную кастрюлю, рваный баян, ещё какой-то мусор.

– Ну, гармонь, – сказал Генка. – На ней что, сам Шаляпин играл?

– Эх ты, Геннадий, – сказал Жмуркин с укоризной. – Шаляпин играл на контрабасе, это всем известно.

Витька посмеялся.

– Ладно, оставим Шаляпина. Вот это знаете что?

Жмуркин ткнул пальцем в квадратную кастрюлю.

– Деспердатор, наверное, – предположил Генка. – По форме напоминает.

– Сам ты, Генка, деспердатор. Это никакой не деспердатор, это самовар.

Жмуркин сделал большие глаза.

– Самовар – это почти то же самое, что деспердатор, – произнёс Генка. – Прибор широкого профиля…

– Это… – Жмуркин постучал по экрану. – Это же чрезвычайно редкий квадратный самовар…

– Откуда знаешь? – перебил Генка.

– Да уж знаю, – заверил Жмуркин. – Есть один человечек…

Витька помотал головой. Генка мученически воздел глаза к потолку.

– Ладно, – отмахнулся Жмуркин. – Ладно, не человечек, родственник мой дальний, материн брат четвероюродный. Он собирает утюги, колокольчики, самовары, большой авторитет в этом вопросе, между прочим. Мне своей коллекцией хвастался.

Жмуркин поглядел на друзей с превосходством, точно ему коллекцией утюгов хвастался не восьмиюродный дядя, а сам Микеланджело.

– У него такой самоварчик имеется, – сказал Жмуркин. – В точности совершенной. Квадратный дорожный самовар, Голландия, восемнадцатый век, серебро. Знаете, сколько стоит?

Витька помотал головой.

– Тысяч сто пятьдесят, – предположил Генка.

Жмуркин засмеялся с большим неуважением.

– Двести, что ли?

– За двести тысяч… – Жмуркин показал пальцами нули. – За двести тысяч ты от этого самовара только краник купишь. Миллион.

«Миллион» Жмуркин произнёс обыденно и как бы невзначай.