Читать книгу "Француженки не играют по правилам - Лора Флоранд"

А она взяла да и предложила ему долбаную яхту. Как своему очередному предполагаемому альфонсу. Bordel[10].

Эскизы лежали рядом с Люком – куча листков бумаги с рисунками и заметками. Ночь напролет у него в голове роились идеи, сменяя одна другую, как в калейдоскопе, будто его пальцы были всунуты в некую электрическую розетку творчества. От напряжения кожа Люка гудела, зубы ныли, и не утихало желание просто-напросто покусать чертову Саммер, чтобы снять напряжение.

В четыре утра стало ясно, что ему не уснуть, и он принялся рисовать. Его зубы сжались, когда он понял, какими хрупкими получались воплощения его идей, как много солнечного света было в их кромешной тьме, как не хватало им столь необходимого грубого цинизма.

Но сейчас, когда он работал с темной округлой формой, его челюсти постепенно разжимались. Он смог расслабиться, ощутив свою власть над шоколадом.

Саммер никогда не слышала о Люке? И попала к нему сразу же после нескольких лет жизни вдали от цивилизации, где из сладких блюд у нее был, наверное, лишь кокосовый сок? Люк даже испытывал неловкость из-за того, что хотел покорить ее – ведь сделать это будет так просто.

Он улыбнулся. Это будет очень просто. Весь ее солнечный свет хлынет к нему в щедром порыве, будто Люку невозможно сопротивляться.

Ее глаза станут огромными от удивления, а губы – беспомощно мягкими от желания, и она больше никогда не вдавит деньги в его руку, небрежно, не замечая его самого. Как будто он снова был мальчиком, которого послали идти по вагону метро. И он неловко плетется с протянутой рукой, низко склонив голову. Через миг станет ясно, танцевал ли он в этот раз достаточно хорошо, чтобы изысканные благородные жители пригородной зоны удостоили его взглядом. Но теперь так не будет. Теперь никто не отмахнется от него.

– Ну, сегодня ночью кое-кто не смог заснуть. – Его старший adjoint[11], или sous-chef[12], Патрик Шевалье остановился перед доской объявлений, чтобы прикрепить газетную фотографию Люка, похищающего прекрасную блондинку. Его лицо на снимке выглядело безумным и мрачным. L’Été revient[13], гласил заголовок. Саммер возвращается. Фотография оказалась точно под афоризмом, который Люк сам сочинил для своих кухонь: «Прекрасное – результат самоконтроля».

Люк крепче сжал зубы.

Патрик наклонил голову, проверяя, как выглядит фотография под этим высказыванием, усмехнулся с чувством глубокого удовлетворения и кивнул на эскизы шоколадного шара, в котором Люк уже начал вырезать отверстия.

– Я опять вдохновил тебя?

Говоря это, молодой человек вытянул руки, стянул со стены тарелки и разместил их на рабочем столе.

– Чрезвычайно, – сухо сказал Люк, вынимая шоколад из формы и пытаясь придумать, как бы незаметно изъять эту фотографию. Если Патрик увидит, что снимок зацепил Люка, то испытает огромное удовольствие. А этого Люк не хотел.

Вместо того чтобы начать наносить тонкий японский орнамент из золотой пыли и какао-порошка на тарелки, Патрик положил руки на мраморный стол и окинул Люка радостным выжидающим взглядом. Патрик всегда выглядел – и действовал – как серфингист. У него были бронзовые, наполовину выбритые волосы, вид простачка и грациозные мягкие движения, но работал он блестяще, поэтому Люк и терпел все его выходки. Ладно, честно говоря, любил его, и Люку придется тяжело, когда Патрик решит покинуть гнездо, чтобы открыть собственное заведение. А это может произойти со дня на день. Патрик уже готов летать самостоятельно.

Люк погрузился в мучительные раздумья. Он мог просто погрязнуть в этой проклятой, самой мерзкой в мире зиме и никогда в жизни не увидеть солнечного света. Никогда и нигде. Так-то вот.

– А я уж подумал, что сегодня ты решил не опоздать к началу работы.

В ответ Патрик махнул рукой с таким видом, будто на работу ему плевать.

– Слушай, mec[14], у меня есть дела поважнее. Например, сплетни.

– Ты же знаешь, Патрик, я не люблю сплетничать. Особенно о себе.

Конечно, Патрик пропустил эти слова мимо ушей. У него был дар игнорировать, что происходит вокруг, и тем не менее оставаться в выигрыше.

– Я слыхал, что ты унес принцессу. В своих грязных лапах и все такое.

– В грязных лапах?

– Ну хорошо, в твоих чересчур чистых лапах, но признай, это звучит гораздо хуже. Она так симпатична, как говорят? Могу я приехать и вызволить ее из твоих жутких подземелий?

– Я уверен, что ей там вполне комфортно.

Сказав это, Люк живо представил себе, как Саммер, завернувшись в плотный шелковый плед розового цвета, лежит, будто в спальном мешке для принцесс, и ее ресницы медленно опускаются, скрывая круги под глазами. Его идиотское сердце сжалось. Правильно ли он сделал, когда ушел, оставив солнечный свет безо всякого присмотра?

Солнечный свет не нуждается в защите, напомнил он себе. Этот свет исходит из огромного газового шара, находящегося в миллионах миль отсюда, и никто не может ни причинить ему вред, ни просто угрожать. Когда предстоит иметь дело с солнцем, то лучше всего свести к минимуму время действия его лучей, а кроме того, надо заранее раздобыть хороший солнцезащитный крем.

Мурашки пробежали по той части его груди, где на рубашке было вышито его имя. Вчера тонкий палец Саммер с неухоженным ногтем прошелся здесь. Люк не хотел сводить к минимуму это воздействие. Он хотел вторгнуться в ее тело и разум всем своим существом так, чтобы она окружила его, радостно приветствуя.

– Пусть так, но она чахнет, – сказал Патрик с энтузиазмом. – Тоскует по принцу, который должен спасти ее от злого короля-колдуна. Или я должен считать, что ты больше похож на властелина Ада[15]?

– Патрик. – Люк положил руки на мрамор, распрямив мозолистые пальцы. Они были длинными и элегантными. Такие могут быть у пианиста, но пальцы Люка обладали большей силой. Клавиши фортепьяно весят не слишком много, но даже у лучших пианистов пальцы не трудятся по шестнадцать часов в день. – Это не лапы.