Читать книгу "Любовь побеждает все - Мари Клармон"

Глава 2

Комната кружилась перед глазами, покачиваясь то вверх, то вниз. Все вокруг было коричневым. Коричневая кожа, коричневый потолок, стены и пол. И одежда тоже. Ева помнила, что один раз ее волосы тоже были такого цвета. Хотя немного не такого. Ее волосы стали черными. Может, такими они остались навсегда. Она не видела их уже год.

Ева сглотнула. Ее рот был суше, чем те бескрайние пустыни, о которых ей когда-то писал Гамильтон. Она привыкла к этому ужасному, горькому привкусу, предвещавшему скорое забвение. Ева была рада предаться ему: оно вырвало из памяти маленькое тело, лежащее без движения в грязи.

Кровать кусала и грызла Еву. Так было всегда. По ней бегали маленькие противные твари. Даже когда она выпадала из реальности, то все равно ощущала мерзкую щекотку от тысяч крохотных лапок.

Ева изучила эту комнату вдоль и поперек и могла передвигаться по ней даже в кромешной темноте. В ней не было окон, лишь одни голые стены.

Было тихо, и Ева слышала дыхание Мэри. Оно не походило на мирное сопение спящего человека. Мэри дышала тяжело, рывками. Так делали все здешние узницы, включая саму Еву. Кровать под Мэри скрипнула. Девушка повернулась к ней и позвала:

— Ева?

— Да?

— Расскажи о море.

— Ты же его видела, — пробормотала Ева, ожидая, когда лекарство окунет ее в глубины другого моря. Того, чьи волны умеют стирать память.

— Пожалуйста. Я хочу послушать.

Ева перевела дыхание и сказала:

— Хорошо. — Она, устремляя взгляд в темноту, заставляла работать свой затуманенный разум. — Когда идешь к морю, то первое, что ты замечаешь — это его запах. В воздухе пахнет солью, и кожу ласкает ветер, чистый и свежий.

— Не как здесь, — прервала ее Мэри.

— Да. Не как здесь.

Они разговаривали о море по крайней мере дважды в неделю, и почти всегда в одних и тех же выражениях. Этот ритуал дарил им спокойствие. Когда-то море было самым любимым местом Евы на земле.

— Потом ты слышишь его, — продолжила она. — До берега еще далеко, но ты уже слышишь, как волны с ревом вздымаются вверх и обрушиваются на берег. И скоро ты становишься частью его дикого дыхания.

Мэри с удовлетворением вздохнула.

— Мы ведь поедем в Брайтон, да? И будем ходить по набережной?

Ева кивнула в темноте.

— Да, и мы купим мороженое и станем есть столько, сколько захотим, — сказала она. — А ненужное выбросим.

— Потому что мы это можем.

— Точно.

Но этого никогда не случится. Никто из них не выйдет отсюда.

За дверью послышались чьи-то шаги. Они становились все громче. Кто-то шел к ним. Один человек. В тяжелых сапогах. Слова замерли у Евы на губах. Было очень важно знать, какие звуки издавала обувь. Так можно было сразу понять, кто именно шел по коридору.

Мэри напряглась. Ее покрывало зашелестело.

— Ты слышишь это? — прошептала она.

— Да.

— Боже, только не сегодня, — захныкала Мэри. — Только не сейчас.

— Тише.

Ева схватилась за край покрывала. Если лежать тихо и без движения, он пройдет мимо.

— Ненавижу его. Ненавижу, ненавижу, ненавижу…

— Мэри! — зашипела Ева. Протянув руку к стоявшей рядом кровати, она взяла девушку за руку. Их пальцы переплелись.

Ноги в сапогах остановились перед входом в их маленькую темницу. Через тонкие трещины в двери проник призрачный луч света от лампы.

Биение сердца больно отдавалось в груди. Даже лекарство не могло унять страх, от которого у нее забегали мурашки по коже. Страх за себя, но гораздо больше за Мэри, которой приходилось терпеть домогательства.

Звякнули ключи, и надзиратель Мэтью закашлял. Звук был громкий, «влажный» от хлюпающей мокроты. Свет тревожно задребежал. Похоже, он искал на связке нужный ему ключ.

Пальцы Мэри еще крепче сжали ее ладонь, и Ева мысленно приказала ей молчать. Если они будут вести себя тихо, их не тронут. Нужно верить в это.

Скрип ржавых насквозь петель пронзил комнату. А потом они услышали, как Мэтью, громко переступая ногами, вошел в соседнюю комнату. Ева знала, что сейчас девушки за стеной вцепились в свои кровати. Через некоторое время раздался пронзительный крик, а затем — звук соприкосновения двух тел.

Вопли девушки заполнили коридор, перекрывая пыхтенье Мэтью. Их слышали за всеми дверями на этаже. Ева знала это. Она жила в разных комнатах и слышала много разных криков. Сегодня ей оставалось только радоваться, что кричала другая девушка, а не она. Или Мэри.

Ева достаточно натерпелась от надзирателей. Все ее тело было в синяках. Так они наказывали тех, кто пытался им сопротивляться. У каждого из них были свои любимицы, и хотя Мэтью часто избивал ее, как женщина Ева его не интересовала. У нее было тело рожавшей женщины, а их мучители любили юных, крепких девушек вроде Мэри, на которых не было иного следа, кроме их собственных грязных рук. Еву только били, но хотя бы не насиловали.

Девушки, державшись за руки, лежали и слушали. И знали, что, возможно, следующей ночью будет так кричать одна из них. Впереди их ждала бесконечная борьба за то, чтобы сохранить остатки своих прежних личностей.

Ева вглядывалась в темноту, чувствуя, как в ней растворяются воспоминания о море. Скоро память совсем покинет ее. Никто не придет за ней, никто ее не освободит. Ведь Ева убила собственного ребенка, и ей не было места среди нормальных людей.

Едкий запах щелочи атаковал дыхание Йена. У него защипало в глазах, и ему пришлось вытереть выступившую в них влагу. Йен пересилил себя и внимательно оглядел дом. Хотя вряд ли это здание можно было так назвать. Черные кирпичные стены сурово возвышались над грязным двором, усеянным могильными плитами. Окон почти не было, только несколько на первом этаже. Из труб, венчающих шиферную крышу, замысловатыми клубами валил дым. Даже снег не мог скрыть убогость этой постройки.

Йен поднялся по неровным, разбитым ступеням и постучал кулаком по двери. За ней послышались приглушенные стоны, а потом откуда-то сверху до него донесся истеричный смех. Такие дикие звуки могли родиться только в сломанной, искореженной душе.

По спине у Йена пробежал холодок. Он и раньше бывал в таких заведениях: приводил туда бедняг, не выдержавших ужасов войны. Но те места отличались от этой лечебницы. Они тоже были неприятными, иногда мужчин приходилось привязывать к кроватям, чтобы те не вскрыли себе вены. Однако там в самом воздухе витало сострадание к несчастным.

Йен нащупал мешочек с золотыми соверенами, спрятанный в кармане пальто, а потом положил руку на пистолет, лежащий за поясом брюк. Это место лишало надежды, делая человека молчаливым и безвольным. Будь он проклят, если даст такому случиться с Евой.