Читать книгу "Дорога ветров - Диана Уинн Джонс"

Он хотел, чтобы они вернулись обратно на «Дальнюю плотину». Когда Мильда закричала в ответ, что платить за землю нечем, он обозвал ее лентяйкой.

— Почему я должна стирать руки до костей, чтобы ты мог тут бездельничать? — завопила на него Мильда.

Но после недели семейных свар она нашла работу в мастерской, где делали красивые вышитые занавески. С тех пор мать проводила там за шитьем целые дни, с утра до ночи.

После этого Митту стало еще труднее взять в толк, почему родители ссорятся. Мама все время твердила отцу: «Ты со своими вольными холандцами! Вольные холандцы, как же! Здесь вообще никакой воли нет!» Митт понятия не имел, что это значит.

Город не понравился Митту. Его раздражали шум и многолюдье. Его ежедневная обязанность заключалась в том, чтобы отнести ведро к берегу и вылить в воду гавани. Как сказала Мильда, единственное преимущество их жилья — не надо было далеко ходить, чтобы избавиться от помоев. Митту отвратителен был запах сального берега, где рыбья чешуя блестела на камнях, словно блестки на грязном платье. Тесная гавань его пугала. Там стояли высокие корабли со множеством мачт и развевающимися вымпелами, торговые корабли, корабли графского флота. Погрузка и выгрузка почти никогда не прекращались. По гавани сновали небольшие переполненные баркасы, гребные шлюпки, катера, прогулочные лодки и не меньше сотни рыбацких шаланд. Митт всегда радовался, когда рыбацкий флот уходил на ловлю, потому что тогда переполненная гавань казалась чуть более просторной.

Когда Митт с ведром возвращался домой, он оставался один, потому что Мильда уходила на работу. Заняться ему было нечем, если не считать того, что приходилось держаться подальше от других детей. Сверстников он не выносил. Это были городские дети, хитрые, шустрые и умелые. Они смеялись над ним за то, что он не разбирается в городских обычаях. Выставляли его дураком, а потом убегали, хохоча.

Обычно Митт прятался от них в темных закоулках и уголках дома или берега. Но однажды он почувствовал, что с него хватит, и вместо этого убежал вверх по склону, прочь от гавани, в более зажиточную часть города. Там, к его удивлению, улицы оказались чище, и чем выше он поднимался, тем шире и красивее они становились. Воздух на холме был почти по-настоящему свежим, в нем ощущались запахи моря и осенние ароматы Флейта. Еще больше Митту понравилось то, что почти все дома были расписаны, и притом яркими, сочными красками, не то что их бедняцкое жилище. Наконец-то он смог рассмотреть картинки на стенах. Он медленно брел, глазея на деревья и плоды, красные спирали и синие цветы, пока не оказался перед особенно красивым высоким домом. Его стены были расписаны не только самыми разными красками, но и золотом. На одной башенке какая-то чопорная дама в зеленом платье протягивала кисть ярко-фиолетового винограда чопорному мужчине на второй башенке, чьи волосы, похоже, были из чистого золота. Митта очаровали эти двое. Чем-то они напомнили ему резные фигуры на носу больших кораблей. И — может быть, из-за того, что воздух пах свежестью, — он снова стал мечтать о своем чудесном крае.

Митт стоял, восхищенно рассматривая дом и грезя, пока слуга торговца, которому принадлежал особняк, не вышел на улицу с палкой и не приказал ему убираться. Слуга обозвал его беспризорником и закричал, что ему нечего здесь делать. Митт испугался и кинулся наутек. На бегу он оглянулся назад, на вершину холма, и увидел графский дворец. Ни один другой дом в городе не мог сравниться с особняком Хадда, таким он был великолепным, белоснежным, огромным и так много было в картинах на его стенах золотой краски. Митту показалось, что дворец вот-вот раздавит его. Так, наверное, чувствует себя яблочное семечко под прессом, когда готовят сидр.

Это был последний раз, когда Митт думал о волшебной стране. Холанд полностью выдавил из него эти воспоминания, оставив его совершенно сбитым с толку.

Через неделю наступил день рождения Митта, а с ним в Холанд пришел Морской фестиваль. Никто не работал, так что повсюду народу толпилось еще больше, чем обычно. Митт смотрел на праздничную процессию, сидя на плечах добродушного мужчины по имени Канден — кажется, отцовского друга. По улице двигалась толпа: бурлящая, шумная, пестрая. Все оглушительно кричали и вопили, и на всех были ленты, плоды и цветы. Некоторые напялили нелепые шляпы. Многие несли на шестах изображения: головы коров и лошадей, на которых тоже были шляпы и ленты. Взрослые парни сновали вдоль и поперек процессии, крича и раскручивая деревянные трещотки. Вокруг было шумно, так шумно...

Время от времени мимо проходила группа людей, исполнявшая традиционную мелодию на традиционных инструментах. Это были трубы, называемые скринелями и звучавшие так же пронзительно, как их название. А еще там были треугольные штуки, на которых надо было играть смычком с конским волосом. Они назывались крадлы — и тоже звучали похоже на свое название. Группы музыкантов шли так далеко друг от друга, что только по чистой случайности могли играть ту же часть мелодии, что и остальные. А потом — бум! бум! бум! — пошли люди, колотившие в барабаны, и грохот заглушил даже скринели. И в центре всего этого Митт увидел соломенное чучело, все сплошь увитое лентами вишневого цвета, которое кто-то нес на шесте.

— Смотри, — сказал добродушный Канден, — вон Старина Аммет. Его несет граф Хадд.

— А что он с ним будет делать? — встревожено спросил Митт, который никогда не слышал, чтобы граф Хадд сделал с кем-нибудь что-то хорошее.

— Бросит в гавань, конечно. На счастье, — пояснил Канден.

Митт пришел в ужас. Похоже, граф Хадд совершенно бессердечный. Он представил себе, как Старину Аммета сбрасывают в воду гавани, словно ведро с помоями, которое каждый день выливал Митт. Аммет начнет намокать, набухать водой, тонуть — и его ленты испортятся.

— А разве он не выплывет? — напряженно спросил Митт.

— Такое бывает не слишком часто, — ответил Канден, не догадываясь о переживаниях мальчика. — Обычно он разваливается на кусочки и тонет в гавани или сразу за ней.

— Нет, неправда! — отчаянно вскрикнул Митт.

Рядом с Канденом стоял еще один друг отца Митта. Его звали Дидео, и все его лицо было испещрено массой тоненьких морщин. Дидео сказал:

— Он не всегда разваливается на кусочки, наш Старина Аммет. Если идет отлив, то его выносит в море целым. Так говорят. И тогда он уплывает на много миль в море. И бывает, что его вылавливают моряки. Люди верят, что тому кораблю или лодке, которая спасла Старину Аммета, будет сопутствовать удача.

Митт представил себе, как Старина Аммет плывет и плывет по морю, один-одинешенек, и ему стало совсем грустно. Он попытался перевести разговор на другое:

— А кто эти парни с трещотками? Канден посмотрел на процессию, где парни в красных и желтых штанах развлекались, раскручивая трещотки под носом у музыкантов.

— Парнишки из дворца. Вся процессия — это люди из дворца, — сказал он Митту и снова повернулся к Дидео. — Я ни разу не видел, чтобы Старина Аммет поплыл. Он тонет почти так же быстро, как Либби Бражка.