Читать книгу "Адмирал Кузнецов. Опальный адмирал - Александр Золототрубов"

Поездка в Москву тревожила Кузнецова. А вдруг и вправду арестуют? Поэтому, прежде чем сесть в поезд, он черкнул матери Анне Ивановне, которая все еще жила в деревне Медведки, что находилась близ города Котласа (отец Герасим Федорович Кузнецов умер летом 1915 года, когда Николаю исполнилось одиннадцать лет): «Мама, дорогая моя, давно тебе не писал, ты уж прости, много у меня разных и важных дел. Тебя я очень люблю и сильно скучаю. Как ты, не шалит сердечко? Побереги себя. Обо мне не волнуйся — у меня все хорошо. Надеюсь, что скоро встречусь с тобой. Целую. Твой Колька».

Подхватив саквояж, Николай Герасимович поспешил на вокзал. По дороге заехал к секретарю Приморского крайкома ВКП(б) Пегову, с которым давно дружил. Тот был на месте.

— Николай Михайлович, просьба к тебе, — сказал Кузнецов необычно грустно и раздумчиво. — Вот это мое письмо передай, пожалуйста, матери, если со мной что-нибудь случится. Сам знаешь, куда вызывают…

— Мрачные у тебя мысли, Николай Герасимович, — осадил его Пегов. — Твоей вины в гибели корабля нет. И еще. Прежде чем наказать человека, проводят расследование, а уж потом…

— В ноябре тридцать седьмого командующего флотом, моего шефа Киреева{Киреев Григорий Петрович (1890–1938) — флагман 1-го ранга (1935), в 1937–1938 гг. командующий Тихоокеанским флотом.} вызвали в Москву, арестовали там, и сюда он больше не вернулся. До Киреева в Москву уехали Викторов и Окунев и тоже не вернулись. А ты говоришь — расследование!

Пегов смутился, на щеках даже появилась краснота, а в черных глазах — настороженность.

— Я уверен, что ты сюда вернешься, — сказал он и вмиг повеселел. — Мы еще не раз сходим с тобой на рыбалку, а в лесу постреляем глухарей.

— Хотелось бы, — обронил Кузнецов.

Всю неделю, пока ехал в скором поезде, он чувствовал себя каким-то отрешенным, под стук колес то и дело в голове возникал вопрос: как с ним поступят? Даже в Москве, когда его принял нарком ВМФ Фриновский, настроение не изменилось. Нарком был высок ростом, худощавый, большие серые глаза холодно блестели. До этого Фриновский ведал пограничной охраной и к флоту отношения не имел, и то, что его назначили командовать военным флотом, удивило Кузнецова. Но он был настороже и вопросов не задавал. А Фриновский жестко, как привык, наверное, разговаривать с людьми на границе, спросил:

— Как вы умудрились угробить новый корабль? — На его лице застыла едва заметная ухмылка, а в глазах замельтешили злые огоньки. — Докладывайте, я слушаю. Только без оправданий. Я этого не люблю.

Кузнецов объяснил, как все было.

— Вам придется держать ответ перед правительством, — предупредил нарком. — Завтра в десять утра начнет работу Главный военный совет ВМФ. Прошу не опаздывать.

«Черствый, как сухарь, даже не спросил, как я доехал, где остановился, что меня тревожит», — грустно подумал Кузнецов, покидая кабинет наркома.

На Главном военном совете ВМФ обсуждались проблемы стратегического развития большого флота, строительства новых кораблей. Кузнецов не был безучастным ко всему этому и, когда взял слово, говорил о подготовке кадров для военного флота, создании новых военно-морских баз. Он внес предложение вывести из Владивостока торговый порт в бухту Находка и превратить город в закрытую военную базу.

— Сейчас Владивосток похож на проходной двор, — съерничал Николай Герасимович. — Все, кому не лень, приходят на причалы и разглядывают наши корабли. Есть среди зевак и иностранцы со своих транспортов и судов, среди них особенно выделяются японцы. Такое положение продолжаться не может!..

— У вас весьма зрелые мысли, — сказал ему во время вечернего чая нарком ВМФ Фриновский. — Мы это дело учтем.

— Давно бы пора учесть, — обронил Кузнецов.

На заключительном заседании, которое проходило в Андреевском зале Большого Кремлевского дворца, кроме Сталина Кузнецов увидел членов Политбюро Молотова, Ворошилова, Жданова, Микояна, Калинина. Судя по улыбкам и репликам, у всех было хорошее настроение. Выступали флотские военачальники Фриновский, Юмашев, Левченко, Дрозд…

— Разрешите мне? — Кузнецов поднялся с места и подошел к трибуне. — Товарищи! — Голос его в притихшем зале прозвучал звонко, как натянутая струна. — Почти год я был в республиканской Испании, где в боях и на суше сражались наши добровольцы. Там я увидел много нового и ценного в использовании военного флота против мятежников Франко. Мы участвовали в конвоировании транспортов с оружием и боевой техникой, которые приходили из Советского Союза, охраняли их от нападения кораблей противника. Что хотелось бы подчеркнуть в первую очередь? — горячо продолжал комфлот. — Хочу сказать о важности для флота высокой боевой готовности, о противовоздушной обороне кораблей и военных баз по опыту войны в Испании…

Говорил Кузнецов о том, что хорошо знал и что внедрял на кораблях Тихоокеанского флота. Но когда он коснулся гибели эсминца «Решительный», Сталин вдруг прервал его:

— Скажите нам, вы приняли все меры для спасения корабля?

Голос у вождя был сух, слегка скрипуч. Комфлот, однако, не смутился, он честно заявил, что люди стойко боролись за спасение эсминца, но сильный шторм сделал свое цело.

— Что касается руководителя операции комбрига Горшкова, — подчеркнул Кузнецов, — то к нему у меня претензий нет и в гибели «Решительного» он невиновен.

— Это как же понимать, корабль погиб, а виновных нет? — съязвил Молотов, глядя на комфлота.

— Есть виновник, Вячеслав Михайлович, — тихо произнес Николай Герасимович. — Это я, командующий флотом. Я в ответе за все, что делается на кораблях.

— Тогда вас и надо наказать, — грубо бросил Молотов.

Сталин, однако, усмехнулся в усы.

— Под суд никого отдавать не будем, — сказал он. — Но в другой раз вы, товарищ Кузнецов, так легко не отделаетесь!

У комфлота отлегло на душе.

Через месяц он снова прибыл в столицу как делегат XVIII съезда партии. Сталина он увидел совсем другим… В перерыве, когда Кузнецов и Штерн{Штерн Григорий Михайлович (1900–1941) — генерал-полковник, Герой Советского Союза. В 1937–1938 гг. главный военный советник в Испании, в 1941 г. начальник Управления противовоздушной обороны РККА.}, начальник Управления противовоздушной обороны, беседовали в сторонке, к ним подошел Сталин и вручил Николаю Герасимовичу листок. Это был рапорт Фриновского, он просил освободить его от обязанностей наркома «ввиду незнания морского дела».

— Теперь вам придется выступить на съезде, — сказал Сталин.

— Я готов, у меня есть мысли, — сдержанно ответил Кузнецов и вернул вождю рапорт Фриновского.

«Я шел к трибуне, изо всех сил стараясь совладать с волнением, — признавался Николай Герасимович. — Говорил я об агрессивных замыслах японской военщины, о ее провокациях на границе. Затем рассказал о нашем Тихоокеанском флоте, заверил делегатов, что моряки готовы до конца выполнить свой долг перед Родиной…»