Читать книгу "Всё сложно - Харриет Лернер"

Замужние женщины, как правило, чаще всего рассказывают о наболевшем, когда чувствуют, что не могут повлиять на партнера. Они с облегчением выслушивают специалистов, говорящих им, что никто не сможет изменить того, кто не хочет меняться. Слишком часто эта мудрость превращается во «все пройдет» (или в установку «с этим ничего не поделаешь»), что направляет отношения по нисходящей спирали. Соглашение с утверждением, что «мужчины – с Марса», то есть иначе устроены, может привести женщину к потере своего голоса и оправданию действий партнера, что слишком дорого обойдется ее собственной личности. А мужчину это освободит не только от трудных поисков своего подлинного голоса, но и от ответственности за совершаемые поступки.

Когда женщины приравнивают свои просьбы к партнерам о переменах в их поведении к попыткам «научить свинью петь», их голос от этого не укрепляется. Они начинают тонуть в море информации о том, что по результатам новейших исследований у мужчин и женщин по-разному устроен мозг, а потому нельзя ждать от мужчины, что он перестанет разбрасывать носки и т. д. И вот уже женщинам кажется, что легче сдаться и приспособиться к несправедливым обстоятельствам.

Но проблемы с развитием истинного голоса не ограничиваются гендерными отличиями, сексуальной ориентацией и другими фильтрами (национальностью, классом, поколением), окрашивающими наш мир в определенные тона. Любой, например, может столкнуться с тем, что его не слышат, или может сам не суметь отличить жалобы близкого человека от выражения им собственной твердой позиции, которую он ни за что не изменит. Сплошь и рядом люди не способны перевести зашедшие в тупик отношения в иную плоскость. И каждому случалось в сложной ситуации высказаться или промолчать в ущерб близкому человеку или себе самому. Так что, несмотря на всеобщее стремление к противопоставлению полов, я чаще всего убеждаюсь в том, что между нами больше сходства, чем различий.

Пример из личной жизни

У нас в семье именно отец предпочитал не высказывать своего мнения. С момента его смерти в январе 1998 года, незадолго до его 89-летия, я много думала об этом. Теперь, когда он ушел, я стала понимать, насколько глубокое влияние на мою работу оказала его жизнь и как она привела меня к теме этой книги. Отец вдохновил меня благодаря своей страсти к языку и словам, своим талантом остроумного оратора. Но больше всего он повлиял на меня тем, что не мог (или не хотел) говорить, когда это было нужнее всего.

По иронии судьбы, отец утратил физическую способность говорить за год до смерти. Когда мы планировали панихиду в доме, мой муж Стив предложил проиграть аудиозапись отца, рассказывающего какие-то истории, сделанную нами десятью годами ранее – до того, как он оказался в доме престарелых. Сначала я решила, что это странная идея – слушать голос умершего в начале поминальной службы, особенно когда человек молчал весь последний год своей жизни. Но оказалось, что это чудесное предложение. Друзья, которые собрались в нашем доме в тот день, оценили возможность познакомиться с отцом не только по нашим воспоминаниям, но и послушав его глубокий, выразительный голос и умные речи. Меня очень растрогал голос отца, звучащий снова, и я знала, что он был бы рад тому, что мы таким образом пригласили его на авансцену.

Поскольку эта книга созревала в моей голове с момента смерти отца, мне кажется уместным чуть больше рассказать о его жизни, по крайней мере о тех вещах, что имеют отношение к моей теме. Конечно, восприятие любым человеком своих (или чужих) родителей фрагментарно, субъективно и неполно, но я уверена, что рассказанное мной поможет лучше понять мое стремление помочь каждому из вас обрести свой голос. Кроме того, вы поймете, что эта книга – не только о совершенствовании навыков общения и об улучшении отношений с другими людьми. Она о том, как не допустить трагедии, связанной с потерей собственного «я».

Глава 2

Уроки моего отца

Не все мужчины хотят играть первую скрипку. Я усвоила эту простую истину в раннем детстве, наблюдая за отношениями родителей. Мой отец Арчи был подстраивающимся супругом, а все решения в семье принимала мама – Роуз. Она определяла, как расходовать деньги, как воспитывать нас с сестрой, что будет висеть на стенах и все остальное. Арчи позволял ей самой решать, будет он есть одно яйцо или два, можно ли ему вторую порцию десерта, достанется ли именно ему подгоревший тост. Я никогда не слышала, чтобы он протестовал, даже когда Роуз упаковывала ему с собой на обед оставшийся с вечера подсохший бутерброд.

Всякий раз, когда у меня или сестры Сьюзен был какой-то вопрос или нам требовалось разрешение, мы шли к маме. Так же поступал и Арчи, казалось, довольный своей детской покладистостью. Когда я выросла и обзавелась собственной семьей, родители навещали нас в Топике (штат Канзас). «Чего бы ты хотел на завтрак, папа?» – спрашивала я. «Спроси у мамы, что мне можно», – отвечал он благодушно, как будто передавать право решения более авторитетной инстанции было естественным порядком вещей.

В свою очередь, моя мать утверждала, что ей ничего не остается, кроме как относиться к Арчи, как к ребенку, потому что он вел себя именно так. Она считала, что за ним нужно следить, потому что мать его избаловала, и, предоставленный самому себе, он то и дело принимал неразумные решения. Кроме того, она была убеждена, что его уже не изменишь, мол, что с него взять. Арчи активно и всецело способствовал укреплению этой точки зрения на самого себя.

Тем не менее никто из тех, кто знал мою мать лично, не назвал бы ее властной, доминирующей. Она принадлежала к совершенно другому типу людей: была скромной, тихой, добродушной, молчаливым и внимательным слушателем. Несмотря на выдающийся интеллект, она предпочитала держаться в тени, создавая благодарную аудиторию для других. А вещать и выступать любил как раз мой отец.

Поэтому говорить о моем отце как о человеке, лишенном голоса, будет не совсем правдиво, по крайней мере, не в буквальном смысле. У Арчи был глубокий, звучный голос, и он гордился своей выдающейся, профессорской манерой речи. Одаренный, обаятельный, остроумный рассказчик, он брал на себя роль оратора на мероприятиях и семейных праздниках. Время от времени он с невинным видом отпускал возмутительные замечания, обижавшие людей и заставлявшие краснеть маму. «Посмотрите, какого размера зад у этой женщины!» – громко восклицал он, когда пресловутый зад находился прямо перед нами. Так он одновременно восставал против контроля со стороны мамы и усиливал его, поскольку эти выходки в обществе лишь укрепляли в ней веру, что ему требуется тщательный присмотр.

В узком семейном кругу Арчи предпочитал тишину и классическую музыку, уединяясь всякий раз, когда разговор выходил за рамки поверхностного. Или пропадал вечерами и по выходным в своей мастерской в подвале нашего дома в Бруклине, где мастерил мебель и чинил разные предметы. Отец любил компанию и беседы, но вообще ни с кем не имел душевной близости, никогда не доводилось ему по-настоящему узнать другого человека и быть узнанным самому. Как это влияло на тех, с кем рядом прошла его жизнь, иллюстрирует следующая история.