Читать книгу "Ходячие мертвецы. Падение Губернатора - Джей Бонансинга"

Но в случае Лилли Коул жизнь зверя в клетке обнажила кое-что еще, что было спрятано внутри нее практически всю жизнь, что преследовало ее в кошмарных снах и пронизывало всю ее сущность, подобно рецессивному гену: одиночество.

Она была единственным ребенком в семье среднего достатка из Мариетты, а потому частенько оставалась одна: одна играла, одна сидела в углу школьной столовой или в автобусе… Она всегда была одна. В старших классах из-за гибкого ума, упрямства и специфического чувства юмора ее не принимали в среде девочек-чирлидеров. Она росла в изоляции, и латентные тяготы одиночества обрушились на нее в этом чумном мире. Она потеряла все, что для нее хоть что-нибудь значило: отца, парня Джоша, подругу Меган.

Она потеряла все.

Ее квартира находилась в восточном конце Мейн-стрит в одном из самых обшарпанных зданий комплекса. По западной стене ползли мертвые побеги кудзу, похожие на плесень, окна затянули черные скукожившиеся плети винограда. На крыше сгрудились антенны и старые спутниковые тарелки, которые, наверное, никогда уже не могли принять никакого сигнала. Когда Лилли подошла к дому, низкие облака развеялись, и полуденное солнце, бледное и холодное, как флуоресцентный свет, окатило ее своими лучами, отчего на шее девушки выступили капельки пота.

Она остановилась у двери, шаря по карманам в поисках ключей, но затем неожиданно замерла, заметив что-то боковым зрением. Обернувшись, она увидела на другой стороне улицы помятого человека, валявшегося прямо на земле, прислонившись спиной к витрине магазина. Один его вид заставил Лилли содрогнуться от сожаления.

Девушка убрала ключи и перешла улицу. Чем ближе она подходила к человеку, тем отчетливее слышала его тяжелое дыхание, в котором сквозили бессилие и отчаяние, и низкий, хриплый голос, которым он что-то неразборчиво бормотал в пьяном ступоре.

Боб Стуки, один из последних настоящих друзей Лилли, в полубессознательном состоянии лежал в позе эмбриона и подрагивал в своем изодранном и грязном синем пальто, прислонившись к двери заброшенного магазина инструментов. В витрине над ним красовалось ироничное, выцветшее на солнце объявление, написанное разноцветными буквами: «ВЕСЕННЯЯ РАСПРОДАЖА». На морщинистом и обветренном лице военного санитара, прижатом к тротуару, читалась боль, которая разрывала сердце Лилли.

После зимних событий этот человек пошел по наклонной и теперь был едва ли не единственным жителем Вудбери, запутавшимся в жизни сильнее, чем Лилли Коул.

– Бедняга, – тихо сказала Лилли, потянувшись к потрепанному шерстяному одеялу, скомканному у ног Боба.

В нос девушке ударил запах пота, курева и дешевого виски. Она натянула одеяло на Боба, и из складок выкатилась пустая бутылка из-под выпивки, которая звякнула о дверной порог магазина.

– …надо сказать ей… – прохрипел Боб.

Лилли опустилась рядом с ним на колени, потрясла его за плечо и задумалась, есть ли у нее шанс помочь другу и вытащить его с улицы. Еще ей стало интересно, бредил ли Боб о Меган, когда говорил о «ней». Он был влюблен в эту девушку – бедняга, – и самоубийство Меган опустошило его. Лилли подтащила край одеяла прямо к сморщенной шее мужчины и мягко сказала:

– Все хорошо, Боб… Она… Она в лучшем…

– …надо сказать…

На краткий миг Лилли испугалась вида его приоткрытых глаз с налитыми кровью белками. Неужели он обратился? Сердце девушки застучало.

– Боб? Это Лилли. Тебе снится кошмар.

Лилли отбросила страх, поняв, что он все еще жив – если, конечно, это можно было назвать жизнью – и просто бормочет в горячем алкогольном бреду, возможно, снова и снова прокручивая перед глазами тот момент, когда он увидел Меган Лафферти болтающейся в петле на разбитой лестничной клетке многоквартирного дома.

– Боб?…

Его глаза на мгновение распахнулись. Взгляд не сфокусировался, но был полон боли и мучения.

– Надо… сказать ей… что он сказал, – прохрипел он.

– Это Лилли, Боб, – ответила девушка, мягко погладив его руку. – Все хорошо. Это я.

Затем старый санитар встретился с ней взглядом и сказал своим хриплым прерывистым шепотом кое-что еще, и у Лилли по спине пробежали мурашки. В этот раз она расслышала все четко и поняла, что «она» – это не Меган.

«Она» – это Лилли.

И то, что Боб Стуки хотел сказать ей, будет преследовать Лилли всю ее жизнь.

Глава вторая

В тот день на арене Гейб нанес последний удар, который завершил битву, в самом начале четвертого по стандартному восточному времени, когда сражение продолжалось уже целый час. Утыканная гвоздями дубинка обрушилась на ребра Брюса, как раз в защищенную скрытым под армейским камуфляжем бронежилетом область, и Брюс ушел в нокаут. Измученный этим жестоким спектаклем, темнокожий здоровяк остался лежать на земле в облаке пыли, тяжело дыша прямо в грязь.

– У НАС ЕСТЬ ПОБЕДИТЕЛЬ!

При звуке многократно усиленного микрофоном голоса многие зрители оцепенели. Из огромных громкоговорителей со всех концов арены, которые питались от работающих в подвале генераторов, раздался треск. Гейб триумфально прошелся по треку, изо всех сил стараясь походить на Уильяма Уоллеса[1]. Выкрики и аплодисменты заглушали низкое утробное рычание живых мертвецов, прикованных к столбам со всех сторон от Гейба, многие из которых все еще пытались урвать кусочек человеческой плоти, чтобы унять свой нечеловеческий голод. Их прогнившие челюсти клацали, из зияющих ртов сочилась слюна.

– НЕ РАСХОДИТЕСЬ, ДРУЗЬЯ! ПОСЛЕ БИТВЫ ГУБЕРНАТОР СДЕЛАЕТ ЗАЯВЛЕНИЕ.

По сигналу колонки взорвались низким ритмом хеви-метала, резкий звук электрогитары пронзил воздух, а на арене появился целый батальон рабочих сцены. Большинство составляли молодые парни в толстовках и кожаных куртках, вооруженные длинными железными пиками с крюками на концах.

Они окружили мертвецов. Тех спустили с цепей и поймали за шеи. Главный из работников громко отдавал приказания в облаке пыли. Один за другим рабочие повели монстров прочь с арены в ближайший коридор. Некоторые твари кусали воздух по пути в темное подземелье трека, другие хрипели и пускали черные слюни, уходя со сцены, подобно обиженным артистам.

Элис с молчаливым неодобрением смотрела на все это с трибун. Остальные зрители вскочили на ноги и хлопали в такт тяжелой мелодии, крича вслед стаду нежити, скрывавшемуся с глаз. Элис пошарила по полу рядом со своим местом и нащупала свою черную аптечку, лежавшую под скамейкой. Подняв ее, она поспешила к выходу с трибун и затем – по ступенькам вниз, на арену.

Когда Элис спустилась на трек, гладиаторы – Гейб и Брюс – уже отступили к южному выходу. Девушка побежала за ними. Краешком глаза она заметила призрачный силуэт, нарисовавшийся в северном проходе позади нее, собираясь триумфально явиться народу, как король Лир в Стратфорде-на-Эйвоне.