Читать книгу "Последние судьи. Сильнее льва и слаще меда. Книга первая - Станислав Травкин"

Катарина просунула руку под одежду и прижала её к больному месту: — Здесь?

— Да именно здесь. — Прикосновение теплой ладони было приятно и как будто уменьшало боль. — Не убирай руку, — замучено улыбнулся я.

— Не буду, — прошептала Катарина и принялась осторожно водить ею по кругу. — К врачу бы тебе надо, там, правда, только по документам. У тебя как с документами?

— В том-то и дело, моя хорошая, что плохо. Паспорт-то у меня есть, но вот написано в нем — Марко Кадич. Такой документ в регистратуре оставить — это даже не прокол, а анекдот. Через десять минут половина жандармерии сбежится.

— Да… — задумчиво протянула девушка. — А я, к сожалению, не доктор и ничего в этом не понимаю. Хотя… можно помолиться вместе.

Я отмахнулся: — Стоит ли беспокоить Бога по таким пустякам? Просить корку вчерашнего хлеба у того, кто предлагает тебе весь мир, — это даже не глупость, это неуважение.

— И то правда… ну… а если я попрошу Бога о твоём исцелении, ты не будешь против? Это уже не будет неуважением. Ведь когда человек тебе дорог, то ты не только от смерти, но и даже от занозы его избавить стараешься. Так ведь?

— Так, моя хорошая, так. Я не против. Спасибо тебе.

— Пока не за что, — улыбнулась Катарина.

Боль отступила, и мне даже показалось, что бок больше не побеспокоит меня сегодня, но я ошибся. Стоило мне пройти полсотни метров, как рана снова дала о себе знать. Ощущение было такое, словно мне засадили в бок кусок зазубренного раскаленного железа.

— Поехали домой, — сказала Катарина. Спорить у меня не было ни сил, ни желания.

— Лови такси.

Приехав домой, я устроился на диване перед телевизором и решил, что не буду никуда выходить, по крайней мере, пару дней.

— Так значит, ты религиозна? — скорее констатировал факт, нежели спросил я. — Здорово… И надо полагать, православная…

— Ну да… православная. Потому и ангелов на плечах наколола. Наш местный священник не слишком это дело одобрял, но если уж набила, говорит, следи теперь, чтоб не оскверняли святыни блудливым прикосновением. Вот за четыре года никто и не трогал.

— За целых четыре года ты, значит, не была ни с кем? — я был в полном восторге от этой девушки. В наше время несколько месяцев воздержания считается большим сроком, а тут, четыре года!

— Ну да, не была, — равнодушно пожала плечами Катарина. — Честно говоря, мне и не хочется совсем… не хотелось, по крайней мере.

Я заулыбался: — А моё прикосновение осквернит рисунки, как думаешь?

— Нет, — выпалила юная подельница и тут же снова уже более смущенно добавила: — Нет, не осквернит. Тебе можно.

— Спасибо, — я притянул Катарину к себе и положил голову на её плечо. Девушка обняла меня в ответ.

— Тебе можно, — повторила Катарина. Только я не была же ни с кем, не знаю почти ничего и оттого могу показаться грубой или суровой… но это не так. Вот… — Девушка явно не находила слов от смущения.

— Не смущайся, пожалуйста, — я посмотрел в темные глаза своей подельницы. — Вообще не смущайся со мной. Я тебя понимаю, и ты совсем не грубая и не суровая, ты именно такая, какой должна быть, и нравишься ты мне гораздо больше, чем все, кого я когда-либо встречал.

Катарина задыхалась от волнения.

— Хорошо. Не буду смущаться. Ты тоже лучше всех. — Девушка прижалась ко мне ещё крепче.

Глава 3

После того как я заснул, Катарина всю ночь молилась о моем исцелении, хоть я и считал, что в этом нет нужды. Уже под утро она пристроилась рядом и тихо засопела со счастливой улыбкой на смуглом лице. Так улыбается ребенок, который на сто процентов уверен, что все будет хорошо, просто потому, что иначе и быть не может.

Видимо, молитва маленькой разбойницы и правда была чудодейственной, потому как боль в раненом боку прошла и больше уже не возвращалась.

Многие достойные люди всю свою жизнь молят Господа о чем-то и не получают этого, а молитва воровки была услышана в ту же ночь. Поймите меня правильно, я не призываю вас грабить или воровать, но лишь хочу сказать, что порой преступники в своей горячей молитве и готовности отдать всего себя без остатка бывают ближе к Богу, нежели иные праведники.

Всегда, когда я думал об этом, мне в голову приходил стих из Евангелия от Матфея — «грешники и мытари вперёд вас идут в Царство Небесное». Дай-то Бог…

Проснувшись, первое, что я увидел, были глаза Катарины, большие, черные и глубокие. Девушка просто лежала рядом и, подперев голову ладонью, смотрела, как я сплю, внимательно, как художник, который собирается запечатлеть в памяти лицо человека, с тем, чтобы отобразить его потом на своем холсте.

— Доброе утро, маленькая. Что ты так смотришь, или я кричал во сне? — спросил я, зевая и потягиваясь.

— Доброе утро… Марко, — первый раз за время нашего знакомства Катарина назвала меня по имени. — Кричать не кричал, бормотал что-то и как-то будто испугано.

— Расскажи, что снилось? Ну расскажи… а? — положив голову мне на грудь, допытывалась девушка.

Я поморщился будто от зубной боли.

— Мерзкий сон один. С самого детства снится. Будто смотрю я из окна и вижу, как какой-то азиат маленькую девочку насилует, ну я кричу ему, мол, «Что ж ты, падла, делаешь, сейчас спущусь и на части порву», а он оборачивается с такой улыбочкой сумасшедшей и говорит: «Спускайся, малыш, спускайся», — и тут я осознаю, что я сам ещё ребенок, мне лет десять, не больше. Мне становится так страшно, что начинают дрожать ноги. Я бросаюсь искать какое-нибудь оружие, но не нахожу ничего, способного остановить его. Это существо — не человек, демон, и он уже стоит передо мной, готовясь броситься. Я начинаю читать молитву, и он отступает, но как только язык мой запинается или мысли путаются, он снова нападает. Вот так мы воюем друг с другом, враг рода человеческого и маленький испуганный ребенок. А потом я просыпаюсь, и мне становится стыдно за то, что я его испугался. Ужасно стыдно.

— Да такая встреча кого угодно испугает, чего тут стыдиться… Главное, что не сдался без боя и за девчонку вступиться попытался. Попытаться — это уже немало…

— Каждый попытался бы…

— Не каждый. Когда меня насиловали, никто не попытался. Просто проходили мимо, а кое-кто даже смеялся.

— Кто тебя так? Разбойники?

— В том-то и дело, что не разбойники, а те, кто должен за порядком следить, — грустно улыбнулась Катарина.

— Вот же скоты! — я вскочил с кровати и, не в силах сдержать гнева, принялся ходить по комнате. — И сильно они тебя?

— Сильно. Руку сломали, ребра, нос. Потом штыком туда… — Катарина показала себе между ног.

Я буквально выл от бессильной ярости, окажись я сейчас там, и десяток автоматчиков не смогли бы меня остановить. Схватив тумбочку, первое, что попалось под руку, я швырнул её в стену.