Читать книгу "Франсиско Гойя - Вера Калмыкова"

В своих исторических и философских концепциях Ховельянос выступал как горячий защитник прогрессивных традиций испанской культуры. Создавая эти проекты, он думал прежде всего о народе. Несмотря на преклонный возраст, он впоследствии принял участие в испанской революции 1808–1814 гг., о которой речь впереди. Ученый вошел в Центральное революционное правительство, руководившее деятельностью повстанцев.

Занятия искусствами в Испании того времени были не просто популярны – мало кто в стране, вне зависимости от социального положения, не умел играть на гитаре, петь или танцевать. Стихия народного танца, атмосфера боя быков – все это формировало национальный характер и было свойственно конечно же не только богатым людям. И национальным идеалом почти для всех оставался бесшабашный, не знавший границ и запретов романтический разбойник махо.

Однако прихоти знатных особ разоряли страну. Первые дамы королевства соперничали друг с другом, обставляя роскошные замки. Разумеется, все это не могло не сказаться на состоянии, в котором находилось беднейшее население. И, став придворным художником, Гойя воочию видел, как быстро идет моральное разложение двора и правительства.

Какое же второе важнейшее событие произошло в конце 1780-х гг.? Ответ – Великая французская революция 1789 г. Спустя полтора века после казни английского короля Карла I Стюарта Европа вновь стала свидетельницей цареубийства. Лозунг революционеров – «Свобода, равенство, братство» – принес много крови, но в 1789 г. об этом еще не задумывались – всех манила свобода, возможность переустройства общества, воцарение справедливости. И совершенно прав оказался Лионелло Вентури, утверждавший, что «без нового миросозерцания, созданного Французской революцией, понять творчества Гойи было бы невозможно» [2, с. 42]. Ведь в более позднем искусстве великого испанца действительно проявилось совершенно новое понимание личности. В одиночку он совершил целую революцию, по масштабам сопоставимую с французской – и, стоит заметить, без жертв и разрушений.

Грозовые потрясения

Итак, смерть короля Карлоса III в 1788 г. привела к крутому повороту в жизни художника Франсиско Гойи. Новый король Карлос IV (правил в 1788–1808 гг.) пожаловал ему титул придворного живописца. Художник пользовался расположением и королевы Марии-Луизы Пармской, и ее любовника Мануэля Годоя. Тогда-то Гойя и присоединил к своей фамилии аристократическую частицу «де». Став самым модным портретистом в Мадриде, он вкусил все плюсы и минусы жизни в лучах славы. Преуспевающий живописец гордился тем, что он, деревенский парень, махо из Сарагосы, в любой момент может появиться при испанском королевском дворе.

В 1790 г. Гойя с грустью «признает, что стал очень хорошо известен всем – от королевского дворца до жилищ бедняков, но он не умеет требовать соответствующего вознаграждения, чтобы покончить со своими денежными затруднениями» [2, с. 49]. Заказов между тем становилось все больше, и он не успевал выполнить обязательства. «Директор гобеленовой мануфактуры жалуется в 1791 г. на Гойю, что тот не представил заказанных ему картонов» [2, с. 49].

Однако в душе Гойя никогда не был и так и не стал придворным. В нем жил дух мятежника, хотя до поры до времени он и не знал какой силы – хотя, быть может, и догадывался, если хранил в памяти эпизоды из бурной юности. Возможно, некий инцидент между ним и новым королем все же имел место, недаром художника в 1790 г. отправили из Мадрида «подышать свежим воздухом». С другой стороны, многие его друзья пострадали существенно больше – новый монарх, как умел, утверждался на троне. Как бы то ни было, «внезапная катастрофа открыла [Гойе] глаза на все, что происходило вокруг, внушила ему мужество отчаяния, побудила с полной искренностью выразить свои чувства, дать ему полную моральную свободу» [2, с. 50].

Зимой 1792/93 г. Гойя отправился в Кадис навестить друга, Себастьяна Мартинеса. Там его настигла неожиданная и загадочная болезнь, первый приступ которой, как считают некоторые исследователи, случился еще в 1777 г. Возможно, это была разновидность какой-то вирусной инфекции, которую в те времена не умели ни распознавать, ни тем более лечить. Возможно, венерическое заболевание: в Испании сквозь пальцы смотрели на многочисленные связи и сифилис никого не удивлял. Третья версия – отравление сильнодействующим ядом. Четвертая – апоплексический удар, или, как сказали бы мы сегодня, обширный инсульт. В любом случае результатом стали паралич и частичная потеря зрения. Несколько месяцев Гойя находился в буквальном смысле на грани между жизнью и смертью. Байеу считал, что ему уже не поправиться. Но, неожиданно для всех художник выжил. Последствием заболевания стала частичная глухота.

После того как острый момент миновал, Гойя создал несколько маленьких картин для себя, не на заказ, чтобы «занять свое воображение и отвлечься от мыслей о болезни» [8, с. 4]. Среди них «Смерть пикадора», «Кораблекрушение», «Пожар, огонь в ночи», «Уличные комедианты». Эти произведения обозначили так называемый водораздел в творчестве художника. С того момента в нем начали преобладать странные образы, порожденные фантазией, хотя Гойя не прекращал, разумеется, работать над портретами и заказными работами в других жанрах.

В душе его проснулся до болезненности острый интерес к темной стороне жизни. В 1794 г. в одном из писем он делился: «Мое здоровье все такое же; иногда я настолько выхожу из себя, что становлюсь сам себе противен, иногда чувствую себя более спокойным <…> Чтобы занять воображение, подавленное зрелищем моих страданий, и частично покрыть многочисленные, связанные с моей болезнью расходы, я принялся писать серию картин, в которых много места отведено наблюдениям, что, как правило, невозможно в заказных работах, где негде развернуться ни прихоти, ни фантазии» [2, с. 50]. Одна из таких работ – «Суд инквизиции» («Трибунал инквизиции»).

Говоря «инквизиция», мы обычно представляем себе XIII в., когда только появились инквизиционные суды и загорелись первые костры для тамплиеров, или конец XV – начало XV в., когда испанские короли Фердинанд и Изабелла утвердили право церковного суда – инквизиции – любыми средствами охранять чистоту католической веры. Тогда в Испании началось преследование евреев, мусульман, а позже протестантов. Несколько тысяч подозреваемых в ереси прошли через пытки и закончили жизнь на кострах (аутодафе – первоначально оглашение, а затем и приведение приговора в исполнение, в частности публичное сожжение на костре). Но власть испанской инквизиции не закончилась ни в XVII, ни в XVIII в. Здесь, как ни в одной другой европейской стране, влияние Церкви оставалось весьма велико, а при этом Церковь, самая верная последовательница папы римского, превратилась в носительницу католической реакции. Вплоть до начала XIX столетия в Испании свирепствовал церковный суд. Сильны были и экономические позиции Церкви: она владела примерно третью всех земель в стране. Вот, собственно, против чего особенно восставал Ховельянос, друг Гойи.

На картине художника – многофигурная сцена. На возвышении, в позорном одеянии и высоком колпаке, сидит обвиняемый – или уже приговоренный. На нем в буквальном смысле нет лица. Лишь сжатые руки свидетельствуют, что душа этого человека уже на грани жизни, а тело трепещет в ожидании расправы. На переднем плане внизу несколько несчастных ждут своей участи. Их светлые одеяния составляют резкий, неприятный, страшный контраст с черными одеяниями монахов, а неподвижные, застылые позы противоположны суетливой живости судей, с удивительной точностью переданной художником.