Читать книгу "Темные дороги - Тони О'Делл"

Я ногой затолкал фотографию под кучу.

Первые полмили дорога идет в гору, и деревья склоняются над ней, летом получается настоящий туннель из листвы, зимой – из снега, а в прочие времена года – шатер из голых веток. Этакие сцепленные черные пальцы. Наш дом стоит на самом гребне. За дорогой на склон карабкается вырубка, зелень там перемешана с красным и желтым, как на ковре, и холмы волнами наползают друг на друга. Единственные признаки цивилизации – линии электропередач и сдвоенные трубы электростанции в Кистоуне, что дымят вдали. Когда меня спрашивают, не заедает ли нас дома тоска, я отвечаю, что мне нравится вид, и в глазах людей я делаюсь еще безумнее, чем им даже показалось поначалу.

Тоску на меня наводят только Национальный банк Лорел-Фоллз да четыре пустые собачьи будки возле нашего дома. Всякий раз, когда выхожу из пикапа и слышу тишину, а не разноголосый лай, к которому привык с того времени, как начал различать звуки, меня мучает совесть. Но собачий корм стоил бешеных денег. Трех псов я пристроил и оставил только Элвиса, свою пастушью собаку. Ему теперь можно заходить в дом, но в комнатах он какой-то дерганый. И девчонкам тоже не по себе. Если бы папаша увидел, что посреди нашей гостиной лежит собака, он со злости восстал бы из мертвых, честное слово.

Мисти открыла парадную дверь, выпустила Элвиса, сама вышла на крыльцо и застыла, ковыряя розовые стекляшки на замызганном кошачьем ошейнике, застегнутом на ее запястье.

Ошейник когда-то принадлежал котенку, которого папаша подарил ей на десять лет. Труп котика мы потом нашли в лесу. Кто-то его застрелил. Он у нас и двух месяцев не прожил.

Помню, мама переживала его смерть тяжелее всех. Слезы у нее так и потекли, когда Мисти приволокла за хвост грязно-белый трупик.

Мама обняла Мисти, а та замерла и только неотрывно глядела на тельце. Свет отражался в ее глазах, словно в аптекарском коричневом пузырьке. Потом она медленно опустилась на колени, сняла с кота ошейник и нацепила себе на руку. Мама обхватила ее за плечи и прижала к себе. Позже мама говорила, что у девочки был шок.

– Ты привез мне яичный рулет? – закричала Мисти, почесывая голые руки и потирая одну о другую ноги в чулках.

Я швырнул пакет. Элвис, уже бросившийся мне навстречу, замер и проследил за его полетом. Пакет шлепнулся в замерзшую грязь рядом со ступеньками, пес вытянул шею и обнюхал его.

Мисти без улыбки долго смотрела на меня, затем спустилась с крыльца и подняла сверток. Я не мог понять, обиделась она или все нормально. Из-за веснушек вид у нее вечно какой-то затравленный.

Я сделал пару шагов по двору и притормозил у цементной заплаты, из которой торчал обрезок трубы. Здесь была папашина спутниковая антенна. Я слегка пнул трубу. Не забыть бы выдрать ее на фиг, а то еще кто-нибудь поранится. Тарелка отправилась вслед за собаками, и у нас теперь только четыре канала. Джоди лишилась «Диснея». Мисти – «Никельодона». Эмбер – «Эм-Ти-Ви» и «Фокса». После истории с родителями они поначалу были в депрессии, но теперь пришли в себя, и мне каждый день приходится слушать нытье про спутниковые каналы.

Я вошел в дом и вытер ноги о коврик у двери, но снимать ботинки не стал.

– Ты принес мне печенье с сюрпризом[5]и зонтик? – крикнула Джоди из гостиной.

– Пакет у Мисти, – ответил я и с порога комнаты бросил игрушечного динозавра на диван.

Джоди соскочила с подушек.

– Спаркли Три Рога! Он же потерялся.

– Знаю. Я его нашел.

– Где?

– В пикапе.

– Спасибо. – Джоди опять запрыгнула на диван.

Я прошел в кухню. Вода в кастрюле кипела (дежурная по четвергу блюла свои обязанности), на бумажной тарелке лежало пять сосисок, только разогреть в микроволновке. Я открыл шкаф и вытащил упаковку претцелей. За мной вошла Мисти, рот у нее был набит яичным рулетом.

Издали я и не заметил, что она измазала лицо лиловыми тенями для глаз, принадлежащими Эмбер. Мама бы ни за что не разрешила ей пользоваться косметикой в таком сопливом возрасте, но я плюнул на бабские дела после того, как год назад Мисти объявила, что у нее начались месячные – зуб дает. Пусть теперь Эмбер с этим разбирается.

Я взглянул на сосиски и прикинул: одна для Джоди, одна для Мисти, три – для меня.

– Эмбер не будет есть?

– У нее свидание.

– Чего?

Мисти вскрыла коробку, вытащила пакетик с тертым сыром, высыпала макароны в кастрюльку. Вода вспенилась, и Мисти убавила огонь.

– Она сказала, ты разозлишься. Но я ведь могу присмотреть за Джоди. Я уже большая.

– Не в этом дело.

– Знаю. Эмбер сказала, что ты просто захочешь обломать ей кайф. А не из-за того, что ей надо сидеть с детьми.

Я швырнул упаковку на стол, и претцели посыпались на пол. К ним тут же рванулся Элвис, а я выскочил из кухни. Пальцами ноги, выкрашенными в синий цвет, Мисти подтянула к себе один из претцелей и принялась помешивать в кастрюле.

Я так грохнул кулаком в дверь Эмбер, что ее индейский «ловец снов» сорвался со стены. Дверь она открыла, держа амулет в руке. На ней был красный кружевной лифчик и джинсы в обтяжку, раздраженное выражение сменилось довольной улыбкой, как только она увидела меня.

– Сегодня вечером ты сидишь с детьми! – заорал я, перекрикивая радио.

Она повернулась ко мне спиной и, вихляя бедрами, направилась к зеркальному комоду, из-под пояса джинсов выглядывала тутировка – колибри. Типа машет мне своим зеленым крылом.

Эмбер взяла щетку для волос и глянула на меня через плечо.

– Мисти двенадцать, она вполне может присмотреть за шестилеткой, – сказала она надменно через завесу рыжеватых волос.

– Им не следует оставаться одним дома поздно ночью, – сказал я.

– Да в чем проблема? Почему днем можно, ночью нельзя? Вот клянусь, ты темноты боишься.

Закончив причесываться, она подняла голову и отбросила назад волосы, открывая тонкую, беззащитную шею таким женственным движением, что у меня комок в горле встал.

Я продолжал торчать в дверях. Стены и потолок у нее в комнате сплошь затянуты лоскутами ткани, все оттенки голубого и лилового. Единственное окно занавешено нитями темно-синих бусин-звездочек. Полки над постелью забиты свечками психоделических цветов, большинство зажжено. В этом разноцветье и царившем в комнате полумраке предметы выглядели какими-то расплывчатыми.

Входить в комнату не хотелось, но ничего не оставалось. Я быстро прошел к полкам из гипсокартона, где стояла стереосистема и громоздилась стопка журналов «Гламур» (за потраченные на них деньги можно было купить фунтов двести собачьего корма).