Читать книгу "Дочь полуночи - Карен Ченс"

Я вошла в большую хозяйскую спальню и огляделась. Отличная, подчеркнуто элегантная, богатая. Какой сюрприз. Декоратор решил рискнуть и выбрал для этой комнаты серую гамму, все оттенки, от угольно-пыльного постельного белья до пепельных стен. Я с отвращением озиралась. Мне так хотелось взяться за краски, что даже руки зачесались. Как следует поработать с полчасика над пустым местом, зияющим над кроватью, и все здесь будет выглядеть совсем иначе. Мне никогда не приходилось возвращать клиенту залог, хотя, с другой стороны, при моем роде деятельности я всегда отрабатывала его с лихвой и никогда еще не жила среди голых серых стен.

Ванная комната ослепляла белоснежной кафельной плиткой, которая, как я догадалась, должна была воплощать собой индустриальный шик. Я взяла из шкафчика белое — какое же еще? — полотенце и вошла в душевую кабинку, сверкающую хромом и стеклом. Разумеется, она оказалась достаточно велика.

Я привалилась головой к тут же запотевшей стенке, стараясь отделаться от образа Клэр, баюкающей уменьшенную копию меня самой. По счастью, нас, дампиров, то есть детей нормальных женщин и отцов-вампиров, очень мало, поскольку мертвые сперматозоиды не слишком подвижны. Однако известно несколько случаев, когда новоявленному вампиру, только что из могилы, удавалось зачать ребенка. Такие детишки обычно рождаются совершенно чокнутыми и проживают очень короткую, но весьма бурную жизнь.

Разумеется, не все дампиры одинаковы. Как и с обычными детьми, никогда не знаешь, как переплетутся гены. Я была знакома с некоторыми чрезвычайно редкими экземплярами, которые заботились о своих матерях и умудрялись вести более-менее нормальную жизнь. Если бы не их гипертрофированные органы чувств и поразительная сила, то вы ни за что не догадались бы, кто они такие. Однако это были единичные представители нашей редкой породы, и я почему-то сомневалась в том, что Клэр настолько повезет.

Я хорошо знала ее. Какая бы история ни стояла за зачатием ребенка, она будет его любить, выхаживать и яростно защищать, во всяком случае, до тех пор, пока он не подрастет и не вышвырнет мать из окна в припадке бешенства, о котором потом даже не вспомнит. Как же мне хотелось, чтобы Кайл соврал. Иначе мне придется уничтожить ребенка моей лучшей подруги вместе с ее привязанностью ко мне или же сидеть и ждать безвременной кончины Клэр.

Говорить с ней бесполезно. Она все равно не поймет, какой опасности подвергается, не захочет предпринять необходимые меры, чтобы защитить себя. Причиной тому ее проклятое уважение ко всему живому, о котором она так часто мне говорила, превратившее Клэр в строгую вегетарианку и вынуждавшее меня тайком удирать из дома, чтобы поесть жареного мяса. Я даже мысленно слышала ее довод: «Я же знаю тебя столько лет, и ты никогда не пыталась меня убить». Клэр испытала бы настоящую боль и потрясение, если бы я призналась в том, как сильно она ошибается. Пусть долгие века тренировки научили меня прекрасно владеть собой, я все равно оставалась чудовищем. Как и тот, кто меня зачал, я всегда буду любить смерть и разрушение чуть больше чего-либо или кого-либо другого.

О своей матери я знала немного, лишь то, что она была молоденькой служанкой, невероятно наивной, если поверила, будто юный красавец, сын местного вельможи, не просто использовал ее для увеселений. Она прожила с ним несколько месяцев, когда его поразило проклятие вампиризма, болезнь, которую он не сумел распознать сразу.

В отличие от обычного способа превращения в вампира, в случае с проклятием требуется время, чтобы трансформация совершилась полностью. У сына вельможи не было ни пышных похорон, ни драматичного выкапывания из собственной могилы. Он просто пожал плечами в ответ на бормотание цыганки, решил, что сумасшедшая баба бредит, и еще несколько дней после того вел обычную разгульную жизнь, полную любовных утех. По счастью, я была единственной, кому он передал тогда свои вампирские гены, только что обретенные.

Короче говоря, спустя девять месяцев, когда новоявленный вампир отправился путешествовать, желая привести в порядок свои неумирающие нервы, на свет появилась здоровенькая девочка, но только для того, чтобы узнать, как сильно этот самый свет не рад ее появлению. Народ там, где я росла, отлично разбирался в вампирах. Все сразу же догадались, кто я такая, как только увидели мои детские клыки. Матери было приказано бросить меня в реку, чтобы оградить народ от больших неприятностей. До сих пор не знаю, счастлива ли я или нет оттого, что вместо убийства мать отдала меня цыганам, проезжавшим мимо. Через несколько лет она умерла от чумы, поэтому я ее так и не узнала. Что же касается отца, то у меня с ним, скажем так, имеются разногласия.

В этом нет ничего удивительного, если принять во внимание тот факт, что дампиры и вампиры — смертельные враги. В некоторых легендах говорится, что господь допускает существование дампиров, чтобы сдерживать рост числа вампиров. Более-менее научное объяснение состоит в том, что вампирам хищнический инстинкт необходим для пропитания, тогда как с организмом, у которого имеется подверженная перегрузкам нервная система, он играет скверную шутку. Мне кажется, что какая-то доля гнева, заключенного в нас, является естественной реакцией существа, силком вытолкнутого в мир, стать частью которого у него нет ни единого шанса. Вампиры нас ненавидят и боятся, пытаются убить при первой же возможности. Люди сначала принимают за своих, но стоит накатить первому же приступу гнева, и природа дампира становится слишком очевидной. Тогда мы снова вынуждены бежать, чтобы спастись от разъяренной толпы, состоящей из представителей обоих видов, попытаться отыскать для себя нишу вне их мира.

Большинство таких, как я, сгорает рано. Причина тому — перегрузка всех систем организма либо гибель в бою, что бывает гораздо чаще. Я знаю всего одного дампира, дожившего до моих лет. Этот сумасшедший индийский факир обитает в пустыне Раджастана. Он намеренно забрался как можно дальше от людей. Я потратила два месяца на его поиски в тот единственный раз, когда решила с ним пообщаться, но никаким полезным опытом факир не поделился. Ему удавалось держать себя в узде, медитируя столетия напролет, подавляя свою истинную природу простым отказом от нее и от всякого контакта с потенциальной жертвой. Это уж точно не в моем стиле.

Я предпочитаю традиционный метод, позволяю своему истинному эго время от времени выходить на охоту, но слежу за тем, чтобы оно убивало только бродячих мертвецов, демонов или нечто чуждое человеческой природе. Да, такое тоже время от времени бывало. Дело хлопотное, но у меня получается. В итоге я даже обрела свою нынешнюю профессию.

Я намылила засаленные волосы, размышляя, не хотят ли эти господа поручить мне какую-нибудь работу.

«Маловероятно. Если Сенату нужно, чтобы кто-то умер, то они, как пить дать, не стали бы нанимать меня. У них полно собственных громил, а отдел расследований работает просто безупречно. Уж они точно обошлись бы без киллера, предоставляющего клиентам скидку. Кроме того, у меня имеется неприятная привычка отказываться от работы, если только мне не изложат подробности дела, все без исключения».

Когда-то я пообещала себе выплескивать скопившуюся ярость только на тех, кого, по проверенным сведениям, действительно необходимо уничтожить. Я постановила так. Если моя рука сжимает топор, кол, винтовку или любое другое оружие, то мне необходима твердая уверенность в том, что я не отнимаю жизнь у бедняги, который просто чем-то не угодил местному воротиле. Вот эта, с точки зрения Сената, причуда вычеркнула меня из списка продажных талантов, как будто обстоятельства рождения и без того не делали меня персоной нон грата.