Читать книгу "Самое время для новой жизни - Джонатан Троппер"

Поцелуй и это ласковое прозвище вернули меня на шесть лет назад, когда мы с Линдси еще были вместе. Закон групповой динамики: компания друзей не сплотится по-настоящему до тех пор, пока все не окажутся вовлеченными в какие-нибудь запутанные любовные отношения. Именно запутанные, иначе все просто переженятся, и дружбе конец. В нашей компании Элисон любила Джека – без устали и без взаимности, маскируя любовь материнской заботой, потому что так было удобнее для всех, Чак счастливо любил сам себя, а я любил Линдси. Поначалу, в университете, когда мы встретились и подружились, я просто хотел ее, но со временем моя страсть расцвела в настоящее, зрелое, горько-сладкое чувство, которое оставалась невысказанным до самого выпускного вечера. Линдси знала о моей любви и знала, что я это знаю. Она никогда не целовала меня по-настоящему при встрече или на прощание, всегда умудряясь коснуться губами только краешка моего рта. Если мы шли куда-нибудь впятером, всегда садилась рядом, вроде бы случайно. Только я провожал Линдси до общежития по вечерам, хотя Чак жил с ней по соседству. Короче, всё было очевидно, однако ни один из нас не хотел, чтобы дружба переросла во что-то большее до окончания университета. Наверное, мы с ней просто боялись потерять друг друга навсегда, если вдруг ничего не получится. По крайней мере таков был, я думаю, ее резон. Я бы, пожалуй, рискнул, но не сомневался, что в ответ услышу мягкое, но решительное нет. В университете я не спал с девушками направо и налево, как Чак, а до Джека, которого уже следовало включить в расписание вводных лекций для первокурсниц (простите за двусмысленность), мне и подавно было далеко. Но я, парень, в общем, интеллигентный и начитанный, этакий Кларк Кент (только без двойника-Супермена), тоже имел кое-какой успех и пользовался его плодами, потому что мои нерастраченные чувства к Линдси достигали порой точки кипения и необходимо было их на кого-нибудь выплеснуть.

На вечеринке через день после вручения дипломов мы с Линдси танцевали, как обычно, только чуть ближе, чем положено друзьям, и она спросила меня:

– Что же ты решил делать дальше, Бенни?

– Я уже говорил тебе, – ответил я. – Пару-тройку месяцев попишу, а потом попробую устроиться в какое-нибудь издательство.

– Да нет. – Ее гибкое тело вдруг замерло, она подалась назад и заглянула мне в глаза. – Я спрашиваю, что ты решил насчет меня?

Мы встречались два чудесных года, таких чудесных, что, если бы нас заснять, сделать шестидесятисекундную нарезку из самых ярких моментов и положить на музыку Гарри Конника-младшего, получилось бы не хуже, чем в фильме “Когда Гарри встретил Салли”. Мы гуляли в парках, целовались под дождем, дурачились на уличных ярмарках и так далее. Всего два года, но я успел поверить: мы никогда не расстанемся. Мы, конечно же, расстались. В какой-то момент Линдси запаниковала, заявила, что в двадцать четыре еще слишком рано выходить замуж и остепеняться, что теперь самое время посмотреть мир. Она уволилась из начальной школы, где работала учительницей, и отправилась в свое кругосветное путешествие, для начала устроившись стюардессой, я же прибился к Саре, у которой все было в порядке и с карьерой, и с целями, и с инстинктом гнездования.

Вскоре после моей женитьбы Линдси вернулась на Манхэттен. Следующие несколько лет она пыталась найти себя на разных поприщах: то занималась рекламой, то торговала бриллиантами в магазине на Сорок седьмой улице, то преподавала аэробику. А в перерывах между очередными работами устраивалась секретарем. По-видимому, она не нашла того, что искала, срываясь в неведомые края, и получалось, я оказался прав, но меня это совсем не радовало. Время от времени мы встречались впятером, но один на один – никогда. Линдси, естественно, не предлагала увидеться тет-а-тет, ведь я был женат, а сам я боялся остаться с ней наедине: тогда труднее было скрыть от самого себя, что я женился не на той. Так мы и встречались в безопасном кругу нашей маленькой компании, вроде бы не теряя друг друга из виду, стали просто приятелями и старались не делать из этого трагедии.

– Бен? – Линдси вернула меня к действительности.

– М-м-м?

– Ты плачешь?

– Я просто пьян.

Она положила голову мне на плечо и обвила руками мою руку:

– Бедный Бен.

Глава 2

На следующий день Элисон позвонила мне на работу.

– Привет, Бен, не занят?

Элисон работала юристом и, похоже, весьма недурно справлялась, хотя в свое время благоразумно предпочла не специализироваться на судебных спорах. Слишком миролюбивая натура. И тем не менее она уже пять лет назад стала партнером в “Дэвис, Полк и Уордуэлл”, так что очень мило с ее стороны было спросить меня, литературного редактора и главного составителя списков “Эсквайра”, не занят ли я.

Всякий раз, когда мне хотелось по-настоящему проникнуться жалостью к себе, я вспоминал с болью, в каком радостном возбуждении пребывал, устроившись в “Эсквайр”. Как в первый свой рабочий день уселся в убогой кабинке с безупречным видом на стену соседнего здания, закинул ноги на пластиковую доску, закрепленную между двумя торцевыми панелями, которая отныне должна была служить мне письменным столом, и думал с улыбкой, какую головокружительную карьеру сделаю. Я был совершенно уверен: не пройдет и пары месяцев, как мой дар сразит всех наповал и я вознесусь от правок и подбора материалов для очередного номера к выполнению благородной писательской миссии. Кто знает, может, они даже захотят напечатать один из моих рассказов. И когда я закончу свой роман, то без всяких хлопот зацеплю какого-нибудь агента, а интерес самых крупных издательств, основанный на моих солидных рекомендациях (он работает в “Эсквайре”!), будет мне обеспечен. Даже узнав, что бо́льшую часть серьезных статей пишут вовсе не сотрудники редакции, а сторонние авторы, я не усомнился: уж мои-то способности в конце концов разглядят.

Что со мной происходит, я осознал лишь через несколько лет. Ничего! Ничего происходит не сразу. Оно подступает медленно, потихоньку, сначала ты даже не замечаешь его. А заметив, оттесняешь на задворки сознания потоком разумных доводов и твердых намерений. Ты постоянно занят, зарываешься в бессмысленную работу и какое-то время успешно отмахиваешься от этого прозрения. Но потом случается что-то, и ты вынужден посмотреть правде в глаза: с тобой происходит ровно ничего, происходит прямо сейчас, и уже довольно давно.

Этим чем-то стал рассказ – я его редактировал – о двух братьях, которые едут на автомобиле через Флориду на похороны отца, когда-то бросившего семью. Машина ломается неподалеку от крокодиловой фермы, и, наблюдая, как работники пасут аллигаторов, воюют с ними, братья переосмысляют распад своей семьи, размышляют, что за демон заставил отца покинуть их. Редактор литературной рубрики “Эсквайра” Боб Стенвик, которого в редакции звали просто Вик, обожал сентиментальные дорожные истории без вразумительного финала – рассказ, очевидно, пришелся ему по душе. Почему мои рассказы он неизменно возвращает по внутренней почте с небрежно нацарапанным на желтом стикере вежливым отказом, мне стало ясно.