Читать книгу "Женские праздники - Сергей Таск"

– Спасибо. – Он хотел сказать, что у него есть платок, вернее не платок, а то, во что он превратился, но вместо этого еще раз вежливо поблагодарил: – Вы очень любезны.

– Берите, берите, – она почти насильно всучила ему что-то такое надушенное, кружевное, с синей каемочкой.

– Но как я вам его верну?

– Было бы желание, – улыбнулась она, показав крепкие белые зубы, какими хорошо орехи щелкать. – Я здесь в общем-то случайно, а живу я в городе.

С этими словами незнакомка двинулась дальше, уверенно демонстрируя части тела, подчеркнутые отсутствием лифчика и ненавязчивым присутствием бикини. Стряхнув наваждение, капитан внимательнее разглядел галантерейное изделие и запоздало протянул: а-а-а. До кощунства дело не дошло: платочек был сохранен в девственной чистоте, а сапоги худо-бедно вычищены. В парикмахерской Стрельцова ждал сюрприз. Вайсман не на шутку простудился – о, эти коварные летние сквозняки! – и сегодня за двоих работала Марина Сергеевна, некрасивая молчаливая женщина лет сорока, с которой за все эти годы он перекинулся, дай бог, десятком слов. Видимо, на его лице изобразилось разочарование, потому что она снова раскрыла отложенный было модный журнал. Стрельцов, человек действия, решительно сел в кресло. Голубая пелеринка, белый воротничок на липучке. Он любил этот ритуал, возвращавший его в детство, которого он, в сущности, не помнил. Но до чего приятно было подставить запрокинутую голову под теплую струю, чувствуя, как материнские пальцы перебирают мыльные пряди. Тут он ощутил странное оживление в области живота. Прислушался к себе. Показалось. Нет, не показалось. Еще как не показалось! Капитан похолодел. Голубая пелеринка едва прикрывала ремешок от брюк, а это означало, что о скрытном выдвижении на огневой рубеж не могло быть и речи. Стрельцов хотел было прикрыться могучей пятерней, но, представив, как это будет выглядеть со стороны, отказался от своего намерения. Тогда он сделал попытку закинуть ногу на ногу, но получил твердый материнский отпор.

В эту минуту участь его была решена. Дальнейшее – постное лицо, вялый юмор, неубедительная ссылка на семейное торжество – можно расценить как последовательную сдачу позиций. К моменту, когда палец о палец не ударившая для своей победы Марина Сергеевна припудривала тальком порозовевшую капитанскую шею и освежала из пульверизатора лоснящиеся капитанские щеки, Иван Ильич мысленно достраивал бастион своей невиновности. Хотя он мужчина в силе, но выпрашивать у жены самые невинные ласки так же наивно, как проситься с гауптвахты в увольнение. А ведь он держался! Он умел выстоять под градом отравленных амазонских пуль! А тут все сошлось против него: лопух, простуда, мятный шампунь. И вот результат: случайная женщина – впрочем, парикмахер – вымыла ему голову. У кого язык повернется назвать это супружеской изменой? Так или примерно так рассуждал последний в этот день клиент, мимоходом отмечая в зеркале благородство волевого строгого лица. Думается, что рассуждения Ивана Ильича более или менее знакомы читательской массе, хотя бы ее мужской части, поэтому для краткости мы предлагаем свести их к банальному силлогизму:

Жена не выполняет супружеские обязанности.

Есть женщина, готовая их выполнить.

Жена передоверяет это другой женщине.

Капитан Стрельцов предложил проводить Марину Сергеевну до дома, и предложение было принято. Марина Сергеевна пригласила Ивана Ильича выпить холодного клюквенного морса, и он не отказался. Подведем месячный баланс: Стрельцов (воспользуемся его эвфемизмом) мыл голову пять раз. Что, в общем, вписывается в его представления о чистоплотности. А теперь несколько слов об одной такой, выборочной, головомойке. Нет-нет, никаких скабрезностей. Карандашный набросок.

Итак. Обеденный перерыв. Иван Ильич, убедившись, что нет «хвоста», открывает заветную дверь своим ключом. Слепок, кстати, он сделал сам и сам же обточил бородку. Золотые руки. К приходу Марины Сергеевны стол накрыт: рюмашки-фужеры, салфетки уголком, ножичек справа, вилочка слева. Ну и там винишко, сервелат тоненько порезанный, сырок, то-ce. Апельсины. А как же. Четыре штуки – три в основании и одна сверху – пирамида, так сказать, любви. А еще сюрприз. Балычок. Мишка на севере. Бог весть, где он все это доставал, времена были цирковые, настоящих артистов наперечет, и все они либо сидели, либо еще только шлифовали смертельные номера. Но капитан Стрельцов ухаживал красиво. Цветы за голенищем проносил! И Марина Сергеевна в долгу не оставалась. С ней Иван Ильич понял одну важную штуку. Некрасивая женщина – это такой торт-сюрприз: платишь копейки, и весь в креме. Сколько нежности! Какая отвага! Он мог делать с ней всё. Не было такой фантазии, на которую она сказала бы «нет». За месяц капитан сдал экстерном полный курс любовных наук. Восемь лет супружеской жизни псу под хвост! Чего стоили Марусины соболиные брови или золотистые волосы до копчика, если за прикосновение к надменно вздернутой грудке можно было схлопотать по физиономии! Какой урок для всех нас, охотников за приключениями. Господа, довольно гоняться за миражами! Полюбите некрасивых, и вам воздастся сторицей! Что-то в этом есть: теплое стойло, овес из рук. Мечты-с.

У нас нет прямых доказательств, что Маруся догадывалась о новом раскладе, но то, что прекращение домогательств было встречено ею с облегчением, сведения верные. Обошлось и без особого прессинга, которого Иван Ильич не без оснований опасался. То есть жена, конечно, интересовалась причинами участившихся задержек, но сера и огонь дождем с неба не пролились. Живот рос своим чередом, и раза два Стрельцов даже сподобился к нему приложиться. Сначала он ничего не услышал. То есть, вернее, ничего не понял. Это было похоже на инструментально-сборочный цех с хорошей звукоизоляцией. Везде кипела работа. Ухо различало одновременные усилия каких-то агрегатов и поршней, действовавших не то чтобы вразнобой, а безо всякой видимой связи. Иван Ильич тесней прижался к тонкой мембране в надежде как-то осмыслить этот хаос, и в ту же секунду получил удар, заставивший его в ужасе отпрянуть. «Слышал?» – тихо рассмеялась Маруся. «Что это?» – так же тихо спросил Иван Ильич. «Ножка», – воркующим голосом объяснила жена. «А-а», – только и сказал он, почему-то вспомнив отдачу при стрельбе из пистолета Макарова.

И вот эту семейную твердыню, этот Кавказский хребет, который тщетно пытаются подмыть кислотные дожди и парфюмерные романы, решил в один миг разрушить Божий промысел. Как всегда, придя с работы (не будем уточнять, с какой), капитан Стрельцов полез в душ и во время омовения обнаружил в неподобающем месте странную сыпь. Для человека, особенно восприимчивого к любому изъяну, эта невесть откуда взявшаяся россыпь была чем-то вроде сального пятна на чистой рубашке, каждое утро новой и, заметьте, выглаженной не только спереди, как у большинства его сослуживцев. Стрельцов долго разглядывал расходящийся веером узор, напоминавший расположение наших войсковых соединений («красные») в отличие от войск потенциального противника («синие») на оперативно-тактических картах. Брезгливо скривившись, он промокнул пораженный участок туалетной бумагой, каковую спустил в унитаз, и, прежде чем одеться, тщательно протер руки одеколоном. За ужином он был неразговорчив. Спать лег в трусах и долго не мог уснуть. Беспокоил его не столько зуд, сколько разные мысли.