Читать книгу "Частная клиника - Елена Ронина"

Мобильник зазвенел маминым звонком.

– Катюша, это я, твоя мама! Не забудь про баллончики!

– Здравствуй, моя мама!

– Здравствуй, Котенок! Ты про меня не забыла? А то забегаешься, и все у тебя из головы выветрится.

Катерина начала нервничать. Можно подумать, она работает тренером по легкой атлетике на стадионе «Динамо». Ох, мама, мама.

– Мам, про тебя я помню всегда. А про баллончики я не уверена.

– Ты узнаешь?

– Да, мама, сегодня обязательно забегу к специалистам.

Почему у нее установились такие странные отношения с матерью? Ведь, по сути, у нее нет ближе человека. И Катерина ждет этих маминых звонков и разговоров. Только все-таки про «как ты, Котенок?». А у мамы все всегда сводится к «как я, Котенок». Звонит она поговорить не про дочь, а про себя. Может, так ее приучил отец? Мама всегда чувствовала себя немного принцессой – той, которой натерла сами-знаете-что горошина. Такое впечатление, что горошину эту специально отец подложил, а дочка заметила и вовремя не убрала. И вот принцесса, мученица такая, мается день ото дня, поэтому все должны ее успокаивать, и жалеть, и помогать ей. Вот сейчас, например, эта новая идея с баллончиками. Дурдом какой-то.

Катерина постаралась выкинуть эту информацию, пока как ненужную, из головы. Об этом – после. Она открыла верхний ящик стола. Заявка должна лежать в самом низу, в аккуратном голубом файле. Катерина в принципе была человеком «системным», ценящим и любящим порядок. Заявка была составлена и вправду давно – месяца два лежала на самом верху. Но Главный никак не хотел женщину выслушать, и потихоньку важная бумага все обрастала сверху другими, несущественными заметками и записками.

Катерина еще раз похвалила себя за порядок: и все-то у нее готово, и все-то на месте. Вот позвал Главный, а она ему раз – и документ. Плюс сразу же необходимость покупки обоснует. Вот пусть только откажет! Женщина аккуратно вытащила заявку, пробежала глазами не очень важные (но вдруг пригодятся?) заметки и записки и направилась к кабинету Главного.

4

– Давай, Мельникова, жду!

Каждый раз, заходя в кабинет руководителя, Катерина чувствовала себя маленькой букашкой. Огромный зал, стол для совещаний на сорок персон, вдалеке – стол самого Главного, заваленный дорогими письменными приборами. Понятное дело – люди дарят, а Геннадий Иванович все выставляет, чтобы никому обидно не было. Передаривал бы хоть, что ли. Стены увешаны пейзажами со светлыми березками и грустными парижанами, гуляющими под зонтиками вокруг Эйфелевой башни. Картины чередовались. Пейзаж, башня, пейзаж, башня.

Катерина, лавируя между большими напольными вазами, с заявкой в вытянутой руке смело шагала вперед. Да, не хватало только красных ковровых дорожек, а так ни дать ни взять кабинет министра сельского хозяйства. Только почему «сельского»? Придет же в голову!

Главный вышел из-за стола. С чего бы? Что случилось? Обычно он не отрывался от своих вечных бумаг, только глаза поднимал поверх очков. Может, Катерине вынесли благодарность? Правда, никого из огня она в последнее время не вытаскивала и грабителей не обезвреживала, но можно предположить, что кто-то из бывших пациентов написал благодарственное письмо. Почему бы, собственно, и нет? Катерина – хороший доктор, дотошный, внимательный. Осложнений у нее в практике немного. Может, не такой виртуоз, как Леша Зайцев – тот банальную холецистоктомию делает за двадцать минут. Катерина всегда была противницей подобных цирковых номеров: в конце концов, они лечат людей. Пусть будет подольше, но зато надежно. Спешка нужна где? Все и так знают. И уж точно не при проведении операции, даже – лапароскопической.

– Давай-давай свой листок. Понаписала! Смотри-ка, аж пять позиций.

Главный взял у Катерины заявку и пошел обратно к своему столу за очками, по дороге ткнув пальцем в стул, приглашая таким образом подчиненную присесть.

– Ну, Мельникова, ты совсем совесть потеряла, – с чувством произнес Геннадий Иванович, ознакомившись со списком.

Катерина в который раз удивилась реакции руководителя: можно подумать, она лично для себя просит путевку на Мальдивские острова.

– Ты только смотри! Ну, что ты пишешь?! – возмущению Главного не было предела.

– Что я пишу – компьютерный томограф, что ли?! Я пишу: «ножницы – две штуки»!

Катерине все это надоело. Зачем представление-то устраивать?! Каждый раз во время операции она боится: вдруг лопнет треснувшая бранша! Должна сосредоточиться на пациентке, а вместо этого еще смотрит, не сломался ли окончательно инструмент! И потом, ведь реальная опасность! Кончик ножниц может обломиться в тканях больного. Тогда что?

– Нет, постой! Если бы ты писала только про ножницы, ты же еще про резектоскоп пишешь! А ты знаешь, Мельникова, сколько стоит резектоскоп?!

Катерина приготовилась отключиться, потому что сейчас начнется короткая лекция на тему, какие врачи пошли наглые, особенно молодые, а Главный в их возрасте был совсем другим. Он был скромным, работал с тем, что давали, и вытягивал любого больного.

Женщине от этих лекций становилось грустно, приходила в голову история, услышанная в Париже – про первую операцию на почке. Ее провели на осужденном на смертную казнь заключенном безо всякого наркоза. Осужденный остался жив, к тому же здоров. Чего и кого мы сегодня вспоминаем?

– Геннадий Иванович, я все поняла. Вы меня зачем позвали? А то у меня резектоскопия через полчаса.

Главный моментально вышел из образа. Вообще-то он мужик неплохой. Бывший травматолог, поэтому, в силу профессии, излишне жестковат – но справедлив. Клинику держит в ежовых рукавицах. И врачи работают в нормальных условиях и на зарплаты не жалуются.

– Тут, Мельникова, такая неприятность вышла, даже передать тебе не могу.

У Катерины упало сердце: что могло произойти? Геннадий Иванович сразу почувствовал перебор.

– Да ты не волнуйся, по работе все у тебя в порядке. Ты же знаешь, ругаю тебя иногда за то, что больных задерживаешь. Так и ты меня пойми! Если бы наши больные койко-дни оплачивали, так нет же – операция плюс послеоперационный уход. Но я с тобой соглашаюсь. Зато из твоих больных никто с осложнениями не возвращался. Это так, – Главный задумался.

За окном грохотал шумный проспект. Геннадий Иванович все собирался с духом и никак не мог произнести главного. Может, трамвай ему мешал, и он боялся, что Катерина его плохо расслышит, а оттого неправильно поймет, или расхотелось ему вообще говорить на заданную тему.

– Что случилось? – срывающимся голосом повторила вопрос женщина.

– А-а, – как будто опомнился Главный. – Да ты не волнуйся так. С одной стороны, вроде бы даже смешно. Но с другой – неприятность.

Геннадий Иванович откашлялся.

– Понимаешь, приходила вчера жена Зайцева. Представляешь, кто-то ей на Алексея накапал.