Читать книгу "Змеи Эскулапа - Алексей Бессонов"

Огоновский замолчал, тщательно притушил о подошву ботинка окурок. Кэп Харпер смотрел на него круглыми от изумления глазами, ожидая продолжения рассказа. Он много слышал о жизни на диких планетах, но еще ни разу не сталкивался с человеком, который сам жил этой жизнью.

– В общем, лазили мы там, лазили, и кончились у нас харчи. Думали поесть девок, да жалко стало: решили вылезать. Вылезли… Бледные, понятно, как спирохеты, отощали – а на поверхности-то, ха-ха, десантный зондеркорпус стоит. Утихомиривать, видите ли, прилетели. Тут бы нас и порешили, да, слава богу, Аксель вдруг знакомого встретил. А то, конечно, ну очень мы были на врачей похожи! Выжгли они там все, что только можно, все женское население под корень перепортили, навели, понимаешь, порядок. Да только ненадолго это все. Едва они улетели, жизнь пошла по наезженной колее. И нам пришлось начинать все заново, потому как вожди поменялись, какие-то новые люди понаехали, в общем, все по-новой. Я уж думал, нервы у меня не выдержат. Но нет, справились: лихорадка ударила. Там, в этом болотистом плоскогорье, раз в пять-шесть лет случается форменный мор, народ, особенно подземный, дохнет пачками. Никто никого даже не хоронит, бросают в болота, да и всех делов. Месяц мы с Акселем почти не спали. Вытащили. Всех, кого могли. Уже и уезжать не то что не хотелось, а вообще, даже в голову не приходило, до того привыкли… пятнадцать лет я там проторчал. Если б не эта война, будь она проклята, до пенсии четыре с мелочью оставалось.

– После войны вы хотите вернуться туда, дотягивать контракт? – тихо спросил Харпер.

– А кто его знает, куда мы теперь вернемся? – мрачно хмыкнул Огоновский и полез в карман за новой сигаретой. – Черт, как жрать хочется – интересно, когда нас снимут, забыли про нас, что ли? Куда мы вернемся, кэп? Мы, насколько я врубаюсь, еле унесли белы ноженьки, а назад нам теперь ходу нет: обложили. Теперь только вперед, а вперед – это, собственно, куда? Где-то будем отсиживаться, наверное. Хрен его знает, что там начальство выдумает.

У Харпера неприятно похолодело в животе, причем совсем не от голода. В принципе, он догадывался, что все так и есть на самом деле – фактически, док Огоновский лишь озвучил его темные мысли, да вот только признаваться в этом ему совсем не хотелось. Огоновский был прав, самым паскудным образом прав, а далеко-далеко на Бифорте Харпера ждала прелестная жена, которую он завоевал с отнюдь не малыми усислиями, крохотная дочка и впридачу – уютный, тихий тестев банк, в котором он мечтал осесть, заработав себе хотя б майорский пенсион.

Огоновский сплюнул на рифленый черный пол. Кэп вздернулся из кресла, задумчиво пошевелил шеей и спросил:

– Док, а как вы считаете, мы успеем отремонтироваться до конца войны?

Майор раздраженно фыркнул.

– Фу, черт, Сол, вы же не похожи на дурака! Тем более, что вам-то основы стратегии читали гораздо круче, чем мне! Конец войны, славно вы загнули! Нет, я понимаю, что для Эсис эта война была проиграна изначально, но мы-то, мы, а? Наши военные традиции… мы взяли от давно почившей Империи все худшее, что только могли. Наши военная доктрина, основанная на магическом слове «атака»… наше преклонение перед воинственными предками, наша невозможность отступления… вы знаете, я считаю, что Келли погубил флот. Да, этот сучий фанатик погубил нас всех! Нет, я нисколько не отрицаю того, что его мужество не знало себе равных. Я, упаси, меня, грешного, господи, ни на миг не усомнился в фантастической отваге наших экипажей, нет… Но чего ради они умерли, все эти люди? Келли шел в атаку так, как будто за его спиной стояла судьба расы. Он орал, он рычал, он гробил тысячи людей только для того, что бы не упал, упаси боже, флаг его флота!.. Флаг упал; что же дальше? «Парацельс» до отказа забит ранеными, мы бежим, куда глаза глядят. Где, интересно, флаг маршала Келли? Где, я вас спрашиваю? Вот смотрите, Сол, у вас всего-навсего болят ноги. А что вы скажете о пилотах, у которых уцелели только две вещи: башка и позвоночник? Да, мы их вытянем. Но, что же, вы думаете, что им не было больно? А ведь они тоже люди… они такие же офицеры, как и вы – может быть, даже более доблестные, черт возьми!

– Док, – вдруг вскинулся канонир, – это война. Вам это не ясно? Или вы думаете, что сопли помогут вам воевать?

Огоновский захохотал. Это было настолько неожиданно, что капитан Харпер, вывесив челюсть, уставился на своего случайного коллегу с искренним недоумением.

– Э-ээ, док… я где-то слышал рассуждения о том, что война похожа на оргазм – для кого-то там… но вы…

– Да идите вы, мальчишка!.. Война! Оргазм! Да что вы знаете о войне?.. или, мать моя, об оргазме?..

– Майор!

– Да-да, конечно!.. Сол, ради бога… Сол, поймите же меня: одно дело, когда человек умирает где-то рядом с вами, и за дело, и такова его служба, и все знают, за что им платят бабло… а совсем другое дело, когда человек, живой человек, умирает фактически у вас на руках, и вы ничего, ну ничего не можете сделать… а?! А когда вы давали клятву, которой тысячи и тысячи лет? Был такой типоша, Гиппократ его звали. Был, был, Сол… И нет ничего страшнее, чем эту клятву нарушить! Вы знаете, Сол, я стреляю намного лучше вас. Я даже из пушки этой хреновой стреляю лучше. Мне б дня два – и черта б вы меня перестреляли. Я, Сол, убил очень много людей, очень. Некоторых – мечом. Вы знаете, что такое убивать мечом, а? Это когда вы с ног до головы в чужой крови, Сол…

3.

Сгустившаяся в углах тьма была им судьей.

Светильники горели в пол-накала: мощности генераторов здесь не хватало. В густом, словно патока, воздухе подземелья тускло тлели желтые электрические лампы, и это был предел того, на что были способны они, еще недавно могущественные хозяева целого континента. Еще недавно они владели половиной суши. Еще вчера их власть простиралсь с запада до востока; сейчас все изменилось. Двадцать лет назад они властвовали над спутниками планеты. Они запускали свои корабли к ближайшим мирам, они вели тайные, но величественные исследования. Сегодня они понимали, что всему этому пришел конец.

Нет, внешне все было в порядке. Массивные машины убирали урожай, огромные заводы плавили сталь, миллионы и миллионы людей вставали рано утром, чтобы лечь поздно вечером. Корабли, изящные и одновременно функциональные, поднимали сети с уловом, сети, полные так нужными дарами гигантских морей… жизнь продолжалась.

Над ними возвышался Храм.

Они молчали: долго, долго…

Но говорить было необходимо. И хотя ни один из них не хотел брать на себя ответственность первого слова, сказать его все же пришлось.

– Спасения нет.

Так сказал старший из них, высокий седобородый первосвященник с витой серебряной митрой на голове. В его глазах стоял не ужас, нет, всего только печаль – но ее было достаточно для того, что бы остальные, те, кто сидел вокруг него священным шестиугольником, смогли проникнуться ужасом происходящего.

– Веры нет.

Голос старца возвысился, отозвавшись в темных углах помещения, и им показалось, что в унисон с ним жалобно вздохнули ажурные ритуальные подсвечники на стенах помещения.