Читать книгу "Цена ошибки - Ирина Лобановская"

Когда Лазарев выписался из больницы, пересохшую за лето землю уже усердно поливали осенние, трудолюбивые, аккуратные дожди и экзамены в вузы давным-давно закончились. Надо было думать, чем заниматься. Мать посоветовала часовую мастерскую.

— Ты знаешь, — оживленно поделилась она сокровенным, — я еще в детстве обожала смотреть на часовщиков! Они так тихо колдовали над часами, надвинув на один глаз лупу! Я смотрела на них и представляла их настоящими волшебниками. Даже пальцы их казались мне колдовскими. И я подолгу стояла рядом в ожидании чуда. «Ты что, девочка? — как-то спросил меня мастер, глянув в мою сторону одним глазом. Второй у него был под лупой. — Ты зачем так часто сюда ходишь?» Я смутилась и убежала… Так и не дождалась чуда…

Мать выразительно покосилась на отца, смирно сидящего на диване с чашкой кофе в руках. Отец на этот взгляд никак не прореагировал — давно привык. Он был старше матери на шестнадцать лет, баловал ее, как малое дитя, носился с ней, как с любимой игрушкой, исполнял любое ее желание. В результате мать сделалась невыносимо капризной и жеманной, не терпела ни малейших возражений и всегда настаивала на своем. Правда, вела себя так исключительно с отцом. Переносить эти свои уже неплохо отработанные и освоенные методы воздействия на других мать не решалась. А Игоря в глубине души побаивалась — он нередко посматривал на нее ехидно и понимающе. И тогда мать начинала стыдиться себя и своего поведения. Но продолжалось это недолго.

— Часовщик? О-ля-ля… — громко удивился Игорь. — Никогда не думал… А впрочем, можно попробовать…

Он окончил училище, постепенно освоил часовое дело, но сохранил давнюю, еще детскую мечту о вузе. Только сначала решил проконсультироваться у известного профессора — нога по-прежнему беспокоила, свищ не закрывался. Игорь мучился, хромал, старался скрыть свою беду от других. Но это удавалось плохо.

Старый часовщик, которого все величали Поликарпычем, однажды вечером остановился возле Лазарева. Седые редкие волосики забавными клочьями торчали на голове старика, щуплого, сутуловатого, но на редкость проворного и говорливого.

— А чего это ты, Игоряха, никогда с девками не прогуляешься?

Игорь оцепенел и почувствовал, как заливается темным, свекольным румянцем. Он всегда краснел по-темному, как шутил отец.

— Откуда вы знаете? Это ведь после работы… — пробормотал он.

— Да оттуда! — звонким фальцетом объявил Поликарпыч. — Девки — они ровно мухи! Ежели найдешь себе одну — так и начнет она виться вкруг тебя, так и станет порхать да кружить! И на работу залетит невзначай — проведать милого да поглядеть, как он тут службу справляет. И еще позвонит вдругорядь. А ты сидишь один, сыч сычом… Почему, Игоряха? Молодые года-то уходят, убегают даже, я бы сказал.

Лазарев молчал. Не расскажешь ведь Поликарпычу о своей беде…

Какие там девушки…

Конечно, молодой, статный, высокий Игорь не оставался без женского внимания. Но ни одна его дама долго рядом с ним не выдерживала: из свища постоянно шел гной, распространяя неприятный запах. Игорь старался два раза в день — утром и вечером — принимать ванну. Помогало ненадолго. Производственная фабрика гноя работала безотказно. И потому эти, по образному определению Поликарпыча, легкокрылые мухи улетали в другие, более благоуханные покои…

На прием к профессору Игоря записала мать. Она взахлеб целый вечер рассказывала о том, насколько чудодействен этот врач, как умеет помогать и спасать, скольких больных вылечил…

— О-ля-ля… Ты сама их пересчитывала, этих излеченных? — наконец не выдержал и вспылил Игорь. — Давай не будем думать за собаку!

Мать надулась.

Профессор произвел на Игоря самое отвратительное впечатление: двигался важно, пузом вперед, к пациентам обращался надменно, исключительно свысока и презрительно, всего-навсего как к объектам своего дорогостоящего внимания.

— Плохи ваши дела, молодой человек, — равнодушно изрек он, осмотрев Игоря. — Десять лет — вот ваш срок. Больше не проживете… Съест вас этот свищ. А закрыть его мы не сумеем, увы…

Лазарев вышел из кабинета совсем другим человеком, чем туда вошел. «Оставь надежду…» Он безразлично подумал, что произошло бы на свете, знай каждый дату своей смерти. Как жили бы тогда люди? У одних опустились бы руки, другие бы молча страдали в ожидании, ну а кто-то решил бы отыграть оставшиеся годы на полную катушку, по полной программе — в вине, гульбе, бесшабашности… Вариантов много, но ни при одном жизнь бы сказкой не показалась. И никто бы не жил так, как надо. Насколько разумно небо, не допускающее никаких знаний о будущем…

Но приговор был вынесен — вполне откровенный и жестокий. Родителям Игорь сказал, что все в порядке, свищ скоро закроется. Он замкнулся, стал неразговорчив и все думал, думал, думал — что делать или сделать? Прожить отведенные ему профессором десять лет хотелось с быстротой молнии. Он сам не понимал почему.

После визита к профессору миновала неделя, когда к Игорю вновь причалил Поликарпыч. Усиленно поскреб клочки своих седых волосенок.

— Игоряха, я вот чего тебе сказать хочу… В этой жизни есть всего две дорожки — играть по чужим правилам и диктовать свои. Коли не можешь диктовать, власти такой нет — играй по чужим. А не желаешь подчиняться, душа на дыбы встает — выходи из игры. Понятно объясняюсь?

Игорь внимательно глянул на Поликарпыча. Чужие правила… Он давно уже принял их, и другого выхода для него не существовало. Выйти из игры? Что имел в виду хитрый старик?… Нет, только не это! Игорь хочет жить! Пусть даже по чужим правилам…

Он стал заниматься, по вечерам и в выходные сидел над книгами, ходил на подготовительные курсы и поступил в мед, хотя это стоило и ему и родителям огромных трудов. Белобилетник, больной, слабый, а нагрузка в институте? А как он сможет работать врачом? Игоря бы ни за что не приняли, он вдобавок недобрал балла, но мать устроила отцу истерику, грозно произнесла: «Вася…» — и тот послушно «в путь потек, а к утру…». Ну, не к следующему, конечно. Через неделю-другую отец с помощью своих хитрых связей — он занимался строительством и мог многое — вышел на высшие эшелоны мединститута, дал взятку кому нужно, и Лазарев-младший стал-таки студентом первого курса.

В часовой мастерской по этому поводу устроили шумное застолье. Там привязались к Игорю, полюбили молчаливого и работящего парня и провожали с сожалением, хотя искренне радовались его успеху.

— Вот теперь я за себя спокоен! — гомонил подвыпивший Поликарпыч. — Вот кто меня лечить будет от всех болячек! — И он хлопал по плечу совершенно растерянного от счастья Игоря. — Еще несколько годков подожду, пока наш Игоряха окончит учебу, а там и недужить начну, бюллетени брать. Тогда уже можно будет! В то время нам всем болеть станет не страшно. Чем душа захочет, тем и хворай!

Часовщики хохотали и по очереди, вслед за стариком, хлопали Игоря по плечу.

Он сидел с рюмкой в руке и думал: чужие правила… А ведь он, кажется, понемногу начинает диктовать свои…