Читать книгу "Роковые шпильки - Шерил Дж. Андерсон"

Детектив Эдвардс оглянулся на офицеров, ища подтверждения моим словам, потом перевел взгляд на Тедди.

– Я знаю, что вас уже опрашивали, но мы бы хотели еще раз побеседовать с вами после того, как все осмотрим. Вы не возражаете, если мы попросим вас подождать?

Кэссиди села, одновременно толчком заставив меня вернуться на свой стул:

– Совершенно не возражаем, детектив. Будем рады помочь.

Детектив Эдвардс снова обвел нас взглядом, на сей раз несколько менее профессиональным, и направился к своему партнеру. Офицеры Янковски и Хендрикс последовали за ним.

– Тебе уже приходилось бывать на месте убийства? – поинтересовалась я у Кэссиди. Мы познакомились на первом курсе колледжа, но стали близкими подругами только после окончания, когда обе приехали в Нью–Йорк, поэтому я не могу похвастаться, что знаю о ней все. Кроме того, Кэссиди умеет хранить свои секреты.

– Нет. В моей области права убийства случаются крайне редко.

Кэссиди – юрист, но не по уголовному праву, хотя я всегда считала, что как раз в нем ей не было бы равных. Не говоря уже о том, как потрясающе она выглядит в костюмчиках а ля Элли Макбил[8]. Вместо этого Кэссиди работает юрисконсультом в Коалиции за креативное проявление и предпринимательство, известную также как К2П2. Это та самая популярная общественная организация, которая занимается всеми делами, где сталкиваются интересы творческой личности и бизнеса – например, вопросы защиты личной информации в Интернете и прав на интеллектуальную собственность. Коалиция старается заставить обе стороны сотрудничать и находить взаимовыгодные решения, но иногда Кэссиди все–таки приходится тащить людей в суд.

– Почему ты спрашиваешь? – с подозрением спросила она.

– Потому что мне казалось, что ты должна была считать все это захватывающим.

– Так и есть.

– Нет, тебе скучно.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что не успела ты заполучить номер телефона одного копа, как у тебя уже текут слюнки на другого.

– Ты все выдумываешь. Просто ты в большей степени, чем я, эмоционально вовлечена в это дело, но это производная обстоятельств, а вовсе не моя вина.

Каковую тираду я могла бы принять за чистую монету, если бы, произнося ее, Кэссиди смотрела на меня, а не пялилась на детектива Эдвардса.

Но я вынуждена была признаться – себе, а не Кэссиди, что я действительно принимаю происходящее гораздо ближе к сердцу, чем она. Главным образом потому, что я была знакома с Тедди, а она нет, но я осознала также, что меня грызет еще и некоторое профессиональное беспокойство. При всей неуместности этой мысли, какая–то часть моего мозга не переставала скулить о том, что я оказалась в самой сердцевине истории, которая могла бы сделать мне имя, если бы я работала где–нибудь в «Нью–Йорк таймс», а не в «Зейтгесте». Не то чтобы я не любила свою работу в нашем журнале, но, честно говоря, это не совсем то, в чем я надеялась себя проявить.

Видите ли, я, если можно так выразиться, новостной наркоман. Можете винить моих родителей. Мой отец не мог сесть за стол без того, чтобы не включить программу Уолтера Кронкайта[9], потому что быть хорошо информированным – обязанность каждого американца. Моя мать ставила манеж, где я играла, перед телевизором, когда там шли слушания по Уотер–гейту[10], потому что считала, что это должно меня стимулировать. Наверно, так оно и было, но с тех пор в голове у меня звучит сигнал тревоги всякий раз, когда я вижу человека с большими, кустистыми бровями[11]. Я не рассказывала об этом психоаналитику. Пока что.

Так или иначе, теперь вам понятно, почему я считаю работу в новостях самой крутой профессией. Но со временем я поняла, что важен не только стиль, но и содержание. Поэтому, выполнив весь положенный гуманитарный цикл обучения, я смело вошла в мир журналистики в надежде найти свое место. Я готова была предложить свой глубокий и проницательный взгляд на события, определяющие ход истории, нести просвещение в массы и вообще сделать этот мир лучше. В каком–то смысле я этим и занимаюсь. Но не так, как мне бы хотелось.

– Вы ведете колонку полезных советов? – детективы вернулись после осмотра тела и теперь опрашивали нас с Кэссиди. В тоне, которым детектив Липскомб задал вопрос, не было ни малейшего предубеждения, однако меня что–то неприятно кольнуло. Ничего удивительного, если учесть, что я сидела рядом со своей сногсшибательной подругой, умницей, красавицей, да к тому же еще и адвокатом, отстаивающим интересы общества. Да, нацепите на меня домашние тапки и стеганый халат: я всего лишь веду колонку полезных советов. Почему–то это не тот жанр, которому Пулитцеровский комитет[12]уделяет много внимания. По крайней мере в этом году. Но я же не собираюсь заниматься этим до гробовой доски, Господи, благослови память незабвенной Энн Ландерс[13]! Мне едва перевалило за тридцать (не будем уточнять!), и я всегда готова ухватиться за любую возможность, которая приблизит меня к миру настоящих новостей.

И вообще, есть же и приятная сторона: большую часть моей работы я выполняю дома, так что платят мне за то, что я, сидя в пижаме, объясняю людям, как они портят себе жизнь и как поступила бы, окажись я на их месте – чего, тьфу–тьфу, ни разу не случалось и чему я неизменно радуюсь. В основном мне мое занятие правится, хотя порой некоторые письма заставляют беспокоиться о будущем человеческой расы. Я хочу сказать, ради бога, можете писать мне о деликатных вопросах этики или этикета, но нужно же когда–то и своей головой думать! Как можно сначала написать: «Дорогая Молли, я уже шесть месяцев сплю с мужем своей сестры, у нас грандиозный секс, но в последнее время меня преследует чувство вины…», а потом еще спрашивать: «Должна ли я признаться во всем своей сестре?» Как более или менее разумная, уважающая себя женщина, сумевшая выжить хотя бы в средней школе, может не знать: если перед тобой стоит выбор – сохранить тайну или открыть правду – немедленно запри дневник и выброси ключ!

– Вот это да! – выпалил офицер Хендрикс. – И как это я сразу не догадался! Молли Форрестер, «Доверься мне»! – и он расплылся в улыбке, с которой, как я раньше считала, мужчины смотрят только на профессиональных спортсменов.