Читать книгу "Утренняя песня - Кимберли Кейтс"

– Извините, что мы такие мокрые и замерзшие, – огрызнулась Ханна.

Она хотела добавить, что они с Пипом начнут потихоньку умирать с голоду у него на пороге, но замолчала, неожиданно осознав смысл его слов.

– У... утра? Вы хотите сказать, что...

Она не осмелилась произнести это вслух, слишком много разочарований ей пришлось пережить за прошедшие месяцы.

– Симмонз! – крикнул Данте. Из двери вынырнул рослый лакей.

– Да, хозяин. Хотите, чтобы я выставил их вон? – поинтересовался Симмонз, бросив взгляд на весьма сомнительного вида путников, которых занесла сюда буря.

– Хочу, чтобы ты поместил их в комнату Уиллоби.

– Уиллоби?

Слуга растерялся.

– Да, Симмонз. Этот трус отправился той же дорогой, что и все другие. Его заменит мисс Грейстон.

– Неужели, сэр?

Слуга никак не мог прийти в себя.

– Вы хотите, чтобы... чтобы я разместил леди и юного джентльмена в комнате, которая находится через коридор напротив от вашей?

Симмонз явно пытался удостовериться в том, что хозяин понимает, что за приказ он отдает.

– Как же иначе я буду будить ее среди ночи, если меня посетит вдохновение, черт побери?

– Да, сэр, но, может быть, вы хотите, чтобы я запер их в комнате?

– Боишься, что они укокошат нас всех во сне? Ну, если у нее в этом узле и спрятан нож мясника, мне бы хотелось быть первой жертвой. По крайней мере не придется слушать крики служанок.

– Да, сэр.

– Мясной пирог, который сегодня подала кухарка, был явно хуже обычного. Чем скормить его собакам, отдай лучше им.

У Ханны уже текли слюнки, но ее гордость была уязвлена. Ей отдадут то, что предназначалось собакам?!

А чего ей ожидать? Что этот человек проводит их в собственную библиотеку, стащит с нее полусапожки и чулки, а потом собственными руками будет растирать окоченевшие ноги, чтобы согреть их?

Но почему все внутри ее задрожало, когда она представила себе, как эти сильные пальцы касаются ее обнаженных лодыжек?

Что за чувство охватило ее – благоразумную Ханну Грей, которую ничем не проймешь, у которой никогда не замирало сердце, не перехватывало дыхание, когда она встречалась с самыми привлекательными мужчинами?

Что привело ее в волнение?

– Мисс Грейстон.

Она вздрогнула при звуке его хриплого голоса и густо покраснела, будто застигнутая врасплох, словно Данте прочел все ее непристойные и столь неуместные мысли.

– Я буду в музыкальной комнате рано утром. Не опаздывайте. Вы уже слышали, каков мой нрав. Я бы не советовал вам рисковать.

С этими словами он повернулся на каблуках и с надменным видом прошествовал в комнату в глубине дома. Раздалось несколько аккордов, несогласованных до странности, пробудивших в груди Ханны беспокойство, неуверенность и страх.

Но у нее не было времени, чтобы задержаться, обдумать те странные чувства, которые вызвал в ней этот хозяин поместья Рейвенскар, пользующийся дурной славой. Симмонз уже вел их с Пипом по великолепному дому – сначала назад и в сторону, а потом в отдельно стоявшее здание, в котором располагалась кухня. Слуга суетился, готовя поднос с презренным мясным пирогом, не обращая внимания на благоговейный страх и вздохи Пипа, с которым тот рассматривал столы, ломившиеся от свежеиспеченного хлеба и корзин с яблоками, приготовленными для тортов, пирогов или фруктового пюре. Как же ей хотелось дать ему возможность отведать все эти лакомства, набить рот пудингами и пирожками, лизнуть осколок сахара, сверкавший в дальнем конце стола.

Но даже если Остен Данте и был из тех, кто позволил бы такие шалости, печально подумала Ханна, Пип никогда не станет, визжа и смеясь, носиться по комнате, весь липкий от сахара.

Она взяла малыша за руку, когда слуга направился обратно к главному зданию, а потом провел их вверх по служебной лестнице в широкий коридор, расписанный зеленью цвета первой весенней листвы, примороженной белизной. Стены украшали портреты, морские ястребы времен королевы Елизаветы в белой пене, отважные всадники, с улыбками более живыми, чем плюмажи, украшавшие их щегольские шляпы, портрет дамы со сдержанной улыбкой, которая, должно быть, проводила своего мужа на войну Алой и Белой роз.

Ханна задумалась: а если бы те, кто изображен на портретах, узнали, что удача может покинуть их в мгновение ока? Они узнали бы, как короток путь от жемчужных ожерелий и бархатных плащей до одежды, вымокшей насквозь, и ночного неба вместо крыши над головой.

Она споткнулась, ее влажные полусапожки хлюпали, оставляя мокрые следы на прекрасном мраморном полу. Симмонз широко распахнул дверь, и Ханна вошла в спальню, в которой все еще царил хаос, оставшийся после побега несчастного Уиллоби.

Дверцы шкафа были распахнуты, рядом с умывальником валялся ботинок, из комода для белья торчала грубо заштопанная мужская рубашка, а на столе были разбросаны листы бумаги, испачканные чернилами, чернильница, перочинный нож и пучок перьев.

Но за решеткой камина весело плясало пламя, в комнате стояла огромная кровать с так притягательно откинутым покрывалом, что Ханне тут же захотелось броситься на эту постель прямо в мокрой одежде, в которой она была. Но вместо этого она подвела Пипа поближе к огню и принялась снимать с него мокрую одежду.

Она мельком взглянула на Симмонза, поставившего поднос на изящный позолоченный столик.

– Даже не думайте о всяких глупостях, мисс, – предостерег ее лакей, смерив суровым взглядом, – хозяину, может, и все равно, если его убьют в собственной постели, а мне вот нет.

– Сегодня я не собираюсь никого убивать, пожалуй, перенесу это на завтра.

Симмонз издал низкий звук.

– Уж лучше будьте осторожнее, мисс Грейстон. Хозяин – человек горячий.

Ханна поморщилась.

– Я поняла это, увидев, как бедный Уиллоби спасался бегством.

– Уиллоби не первый, кто сбежал.

– Я не убегу, – пообещала Ханна, когда Симмонз с величественным видом покинул комнату.

Ей не придется бежать. Нет никакого сомнения, что хозяин завтра собственноручно вышвырнет ее. Если только она не найдет способ водить его за нос чуть подольше.

Она выудила чудом оставшуюся сухой ночную рубашку из саквояжа и натянула на Пипа.

– Отправляйтесь в постель, молодой человек, укройтесь этими прекрасными одеялами, а я принесу поднос с пирогом, и вы сможете поесть.

Она ожидала, что Пип, как и любой другой ребенок, будет в восторге оттого, что его так балуют. Но вместо этого он закусил нижнюю губу и настороженно взглянул на кровать.

– Что, если я накрошу в постель? Этот псих окончательно рехнется.

– Хозяин, мой дорогой. Мы должны называть его хозяином. Он не узнает, что ты накрошил. У него под лестницей живет целая армия слуг, которая за ним убирает. Не волнуйся, милый. Ну, давай полезай, а то еще больше простудишься.