Читать книгу "Оранжевый парус для невесты - Вера Копейко"

– Вы и это знаете. Видите, как много вы знаете обо мне. У вас работа похожа на мою: я узнаю все о растениях, вы – о людях. Верно?

– Я? – Ольга искренне удивилась.

– Конечно. Должен вам сказать, что даже мамины знакомые не знают того и столько, сколько знаете вы о ней.

– Я… не…

– Здесь, – перебил он ее, принимая пакет с паспортом, ваучером, билетом на самолет, страховкой, – очень ценные сведения. А особенно те, что вы попросили мою матушку дать вам в обмен на эти бумаги. Их, между прочим, – он подался к ней, – можно продать. – Он секунду молча смотрел на Ольгу, насмешливо наблюдая, как она бледнеет. – Если захотеть, если найти того, кто за них заплатит! Ха-ха!

– Не думаете же вы… – Кровь отлила от щек, лицо Ольги стало обычного цвета.

– Не думаю, – согласился Виталий, – но должен сказать, кто-то может подумать. Более того – исполнить. Интересно, да? Мы можем продолжить за чаем… Мне хочется, чтобы вы разделили со мной удовольствие и выпили чашечку «сенчи».

– А… что это… все-таки такое? – спросила Ольга, чувствуя, как любопытство подталкивает ее принять приглашение.

Ее давно никто никуда не приглашал. Точнее сказать, она держалась со всеми так, что никому и в голову не приходило позвать ее куда-то. Она еще не отошла от того, что с ней случилось.

– Это смесь восточных сортов зеленого чая, – говорил Виталий. - А «сенча» – специальный метод пропаривания. Этот чай мягкий, он понравится даже тем, кто не числит себя поклонником зеленого чая.

Ольга слушала его голос, в котором не было ничего, кроме азарта и увлеченности предметом. В конце концов, он зовет пробовать не какую-нибудь текилу или абсент и даже не вино. Чай. Тем более он сын подруги Натальи Михайловны, к тому же из Питера. Так почему бы и нет?

– Хорошо, спасибо. Я сейчас, – сказала Ольга.

Через полчаса она пила зеленый чай, он ей на самом деле нравился. Виталий обещал бодрость, подъем духа – Ольга испытывала то и другое.

Виталий не умолкал, как будто сто лет молчал. Он рассказывал разные случаи из своих путешествий, она хохотала, когда он описывал свою встречу с критскими дикими козами.

– Я шел по ущелью Самарья – это самое длинное ущелье в Европе. Оно длиной восемнадцать километров, я одолел его за шесть часов…

– Вы шли один? – перебила его Ольга. - Я видела буклет, в котором написано, что там очень сложный ландшафт…

– Конечно, один. Попутчики ни к чему, они затопчут все, до травинки. – Он поморщился. – Узкий проход, ноги скользят по влажным камням, я держусь за стену ущелья и вижу какой-то крюк, хвать за него, а он выскользнул из рук! Господи Боже! Я чуть не свалился. Горный козел, которого там называют «кри-кри»! Он испугался еще сильнее меня!

Виталий раскраснелся, сбросил пиджак, она увидела гобеленовые подтяжки, и впервые в жизни они не показались ей противными. Обычно мужчина в подтяжках ей не нравился.

Она хохотала.

– Вы Ольга, очень, очень… живая, – сказал Виталий, внезапно умолкнув. – Не строгая и холодная, какой хотите казаться.

Она засмеялась и откинулась на спинку стула с такой силой, что его передние ножки вздыбились и он опирался только на две задние. Она сильнее вжалась в спинку, но не для того, чтобы испытывать на прочность мебель чайной. Она хотела проверить того, кто сидит напротив нее, – позволит ли Виталий Митрофанов ей упасть? Если нет, то на такого человека можно положиться.

Виталий не знал, что об этом способе проверить мужчину она узнала только вчера, купив еще одну книжку по работе над собой и над теми, кто рядом. Но время, проведенное в экспедициях, научило его вниманию и быстроте реакции.

Крепкая рука ухватилась за спинку. Виталий не вернул стул на четыре ножки, он удерживал его на двух, тем самым демонстрируя недюжинную силу.

Ольга засмеялась.

– Спасибо. Вы не позволили мне упасть… – Она подалась вперед, а Виталий разрешил всем четырем ножкам вернуться в привычное состояние.

– Я рад, что оказался вам полезен, – тихо проговорил он, не сводя глаз с Ольгиных губ, которые дрожали от улыбки. – Готов быть полезен и дальше, – добавил он.

Она поставила локоть на стол и подперла подбородок рукой. Он смотрел на крупные серебряные кольца. Их три – на указательном, безымянном и мизинце. Очень стильные и подходящие друг другу. Стильные руки, стильная женщина.

Виталий уехал в тот же вечер. Но позвонил утром. Их разговоры происходили все чаще и дольше.

Позвонил он и в вечер того дня, когда Ольга узнала, что начальница вычеркнула ее из списка и она не поедет в рекламный тур на греческий остров Крит.

– Но вы, Ольга, уже собрали вещи, правда? – спросил он вкрадчиво, когда она сказала, что не едет.

– Да, – ответила она.

– Приезжайте ко мне. Питер – прекрасный город. Я жду вас завтра вечером, – сказал он.

В его интонации было что-то, что заставило Ольгу напрочь забыть о своей печали.

С этого начались их поездки друг к другу.

С матерью он познакомил ее не сразу. Кажется, это случилось через год…

Ольга пришла в квартиру матери Виталия – на первом этаже того же дома, в котором жил он на третьем этаже. Она купила большой торт на Невском в дорогой кондитерской и, трепетно охраняя от толчков, везла в переполненном метро до станции «Электросила». А потом шла пешком.

Антонина Сергеевна смотрела на нее, спрашивала, выясняла все так дотошно, что Ольга не удивилась бы ничуть, если бы она попросила у нее медицинскую справку с анализом крови на билирубин, на холестерин. А также документ о сканировании скелета, чтобы знать – не грозит ли Ольге в скором будущем остеопороз. Ольга покорно ждала, когда мать Виталия спросит: почему такая бледная? Не в малокровии ли причина? Все ли четыре грамма железа, которые полагается иметь здоровому человеку, при ней? Может быть, у нее анемия, то есть малокровие, из-за недостатка этого металла в организме?

Если вспомнить, что на самом деле больше всего потрясло ее в ту встречу, так это замечание, смысл которого она толком не выяснила до сих пор.

– Я вижу отчетливое преобладание питты, – заметила мать Виталия, подцепив вилкой кусочек торта.

– Что? – вздрогнула Ольга. – Но… это торт «Искушение». Пита – совсем другое, лепешки, – она пожала плечами, – по крайней мере в Москве… Пресные такие лепешки, – бормотала она.

Ольга повернулась к Виталию, тот улыбался, но молчал, явно забавляясь моментом.

– Питта, с двумя буквами «п», – настаивала мать, – в вас, Ольга.

– Я… я не ела… я ничего не ела с самого утра. Мне было негде – в Ораниенбауме все закрыто… – Она качала головой так отчаянно, что светлые волосы мотались по плечам, открывая уши.