Читать книгу "Замужняя невеста - Лариса Кондрашова"

Таким образом, в Испанию малым ходом повезли бревна, а княжна Софья Астахова вместе с Жаном де Вассе‑Шастейлем и служанкой‑горничной решили отправиться в Испанию морем из французского порта Марсель.

Глава вторая

Судно «Святая Элизабет», стоявшее у причала как раз тогда, когда Жан пришел в порт, произвело на него незабываемое впечатление. Моряки с их обветренными загорелыми лицами и скупыми фразами так не походили на обычных пациентов Жана Шастейля, что он доверился им сразу и безоговорочно.

Наверное, если бы он взял с собою хотя бы Мари, у которой, по мнению ее госпожи, был прямо‑таки собачий нюх на подозрительные обстоятельства, никаких неприятностей с ними впоследствии не случилось бы.

Но на переговоры с капитаном граф взял своего немногословного камердинера Люсьена, не слишком умного и опытного. К тому же слуга был хорошо приучен держать чувства при себе. Если ему и показалось что‑то подозрительным, графу он о том не сказал, считая, что господа сами все знают и не простолюдину их учить.

Вот так и получилось, что Соня со своей служанкой и граф со своим камердинером очутились в качестве пассажиров на судне, экипаж которого не только не испытывал к ним никакой почтительности, но и рассматривал их лишь как товар или жертву для своих грубых утех.

Пока судно стояло у причала, матросы были тише воды, ниже травы, но стоило бригантине выйти в море, как все изменилось, отчего первым пострадал несчастный Люсьен. Его даже не похоронили по‑человечески, никто не прочел над ним молитвы, а просто, удостоверившись в том, что слуга умер, схватили его за руки, за ноги и выбросили за борт.

Старший помощник капитана Юбер состроил унылую физиономию:

— Доктор, мы лишили вас слуги? Я прикажу, вы можете выбрать любого из моей команды, кто станет вам прислуживать с той же преданностью…

Его шутка зашла так далеко, что он даже выстроил на палубе весь экипаж и заставил Жана под ручку с ним прохаживаться вдоль строя, в котором не было ни одного мало‑мальски приятного лица. Такого, которое хоть у кого‑то бы вызвало доверие.

Во время той самой безобразной сцены, в результате которой Мари оказалась со сломанной рукой, а ее госпожа, княжна Софья, с разбитой головой, Жан старался не смотреть женщинам в глаза, осознавая свою вину. Ну почему он так не приспособлен к жизни? А еще собирался стать помощником и защитником бедной княжны… Он всех подвел. Не говоря уже о несчастном Люсьене, которого поглотила морская пучина…

Деньги, которые путешественники взяли с собой в плавание, у них, конечно же, сразу отобрали, так что доктор Жан Шастейль опять пришел к тому же, с чего начал: к пустому кошельку и необходимости самому ухаживать за собой.

Кроме того, он метался между обеими ранеными женщинами, стараясь не показывать паники, которая все больше им овладевала.

У Сони еще кружилась голова, когда она осторожно стала подниматься, цепляясь ногтями за обшивку борта. Не лежать же все время на палубе под насмешливыми и похотливыми взглядами трех с лишним десятков матросов, каждый из которых норовил будто невзначай пройти мимо, а самые наглые, не обнаружив поблизости старшего помощника, чьей пленницей и собственностью она считалась, пытались еще и схватить ее то за ногу, то за грудь, при этом мерзко хихикая.

Поднялась. И ее тут же стошнило. К счастью, она успела свесить голову за борт.

Проходящий мимо старший помощник покровительственно похлопал ее пониже спины:

— Встала? Молодец. Жить будешь. Сейчас к тебе придет твоя служанка. Доктор перевязал ей сломанную руку. Я разрешил ему взять у боцмана пару дощечек. Будете друг друга поддерживать. Две калеки. Мои ребята уже интересуются, когда твоя служанка сможет выполнять свои обязанности.

— Какие обязанности? — прошептала Соня.

— А ты не догадываешься? Те же самые, какие ты будешь выполнять для меня.

— Дайте нам хоть пару дней, чтобы прийти в себя, — взмолилась она.

Моряк улыбнулся:

— Вот это деловой разговор. Я не зверь какой‑нибудь, и если женщина покорная, умею это ценить. Но запомни: два дня, и ни секундой больше!

Он отправился прочь, широко расставляя ноги на покачивающейся палубе. А еще через несколько мгновений Соню обняла за талию знакомая рука.

— Госпожа, — прошептала ей в самое ухо Мари, — я не смогла уберечь вас, госпожа! Простите меня, ради всех святых! Ох, напрасно мы доверили выбор судна доктору Жану. Наверное, он еще слишком неопытен в жизненных вопросах…

— Теперь поздно об этом сожалеть.

Соня повернулась и едва не вскрикнула от ужаса. Лицо ее служанки представляло собой сплошной синяк, а левая рука покоилась в лубке на перевязи. Поистине титанические усилия хирурга Жана пошли прахом. Напрасно терпела муки и сама Мари: ее недавно симпатичное лицо превратилось в ужасную маску, и Соня боялась даже думать о том, что Мари больше не сможет с удовольствием смотреть на себя в зеркало.

— Тебе больно? — со слезами спросила она.

— У меня болит душа, — вздохнула девушка.

— У меня она тоже болит, — криво усмехнулся подошедший к ним Жан Шастейль. — Не думай, Мари, что я не кляну себя за излишнюю доверчивость… Но если бы вы знали, как больно мне видеть, насколько мою работу по превращению… гм… лица в личико испортили грубые кулаки этих зверей! Кто еще мог бы похвастаться таким успехом! Согласись, Мари, ты была почти хорошенькой!.. Может, я молод для твоего отца, но твоим крестным могу себя считать… Ничего, дитя мое, ты не переживай, Бог даст, мы окажемся на берегу, и у меня опять будет сумка с инструментами…

— И вы опять заставите меня пить тот крепкий напиток, от которого у меня, казалось, напрочь сгорит желудок…

— Но который все‑таки смягчил боль, поневоле мной причиняемую.

Соне тоже было жалко, что труды доктора пропали… Впрочем, кто знает, может, сойдут синяки и станет Мари, как прежде, радовать ее счастливой улыбкой.

А всего несколько месяцев назад ее улыбка могла бы разве что испугать человека, которому она предназначалась. Боковые резцы девушки были больше остальных зубов и выдавались вперед, точно клыки хищного зверя. Губы не за—крывали их, и оттого ее лицо напоминало оскал волка, а не улыбку девушки. По‑мужски густые брови нависали над глазами, и сильно вырезанные ноздри делали ее лицо похожим на обезьянье… Да что о том говорить!..

День для Сони прошел в напряжении. К вечеру она уже почти не чувствовала тошноты, а Жану удалось сделать лекарственную настойку с ромом и какой‑то травой, которая нашлась у боцмана. Он был на судне кем‑то вроде лекаря. Большую часть пришлось боцману и отдать.

— Пригодится, — сказал тот.

Своей настойкой Жан протирал Сонину рану, так что она быстро заживала. Княжна могла бы сказать «на глазах», если бы ее видела. А остаток использовал на то, чтобы сделать примочки для Мари.